Остров Невезения

7

Снова Лондон. Вокзал Виктория. Сумки - в камеру хранения, сами - в метро, и линией Виктория до станции “Семи Сестёр”. К Людмиле в ожидании томились клиенты. Организация приёма людей - из рук вон паршивая. Завидя нас, она приветливо поздоровалась и ответила, что пока не может даже приблизительно сказать, когда сможет принять. В ожидании, мы бестолково околачивались в конторе и вокруг.
Изучив вопросы, поставленные в анкетах, которые нам следовало заполнить, я предположил, что и сам мог бы всё сделать, без помощи Людмилы. Но коль уж нам рекомендовали прибегнуть к помощи профессиональных адвокатов по миграционным делам, и мы договаривались о встрече, то решили дождаться. А пока, убивали время изучением вопросов и подготовкой ответов и легенд.
“I could speak a million lies, a million songs: a million years of uncertainity” * *Я мог солгать миллион раз, спеть миллион песен: миллион лет неопределённости: Sting
Принять она смогла нас вечером. Устало предложила по-быстрому заполнить анкеты и разбегаться по домам. Наши биографические заготовки оказались очень кстати. Она внесла лишь незначительные коррективы в предложенные нами белорусские легенды. Пообещала оформить всё должным образом и в срок доставить в миграционный центр. В процессе согласования дат, событий и белорусских географических наименований, мы немало шутили. Кроме шуток, Людмила напомнила о договорном гонораре за её соучастие в нашем лже белорусском деле. Сошлись на пятидесяти фунтах на данном этапе, и предположили, что нам ещё предстоит встречаться в будущем, тогда донесём и вторую половину. Закончили, когда уже стемнело. Назревал вопрос о ночлеге. Людмила посоветовала постучать в ближайшую церковь на этой же улице, где якобы практикуют предоставление ночлега для бездомных. Пообещали известить её о своём новом адресе, на том и расстались.
Рекомендованную нам церковь на этой же улице мы отыскали быстро. Но выглядело это старое протестантское сооружение мрачновато и безжизненно. Никаких признаков бездомного движения я здесь не заметил. Пройдя в глубь двора, мы выбрали дверь с негостеприимным объявлением для посетителей:
No cash or drugs.**
**Нет наличных или наркотиков.
Я долго и настойчиво стучал в тяжёлую дверь, и, похоже, всё - таки, достал кого-то. Дверь приоткрыл пузатый представитель Бога, и, пережёвывая свой ужин, спросил:
- Чем могу помочь, джентльмены?
- Возможно ли, получить здесь ночлег? - коротко изложил я причину визита.
- Сегодня таковое невозможно. Сожалею - поспешил он запереть дверь и вернуться к трапезе. Я коротко рапортовал Сергею. Тот выругался в адрес всех служителей Бога. Новых идей не поступило. Мы находились в трёх остановках от Волтомстоу, где проживал земляк Виктор. Я не видел его с тех пор, как уехал на ферму, а последнее время и не звонил.
На мой телефонный звонок ответила его жена Люда. Меня узнали. Виктор оказался дома, всё складывалось удачно.
- Привет, Витя! Как поживаешь?
- У меня новостей много: сейчас в Лондоне, недалеко от станции “Семи Сестёр”, хорошо бы повидаться и поговорить.
- Так подъезжай! - охотно принял моё пожелание Виктор.
- Только я не один, с приятелем:
- Я его знаю? Андрей?
- Нет, ты не знаешь его.
- Ну ладно, подъезжайте, разберёмся.
Пришлось снова объяснить Сергею о возникшем варианте дружеского пристанища. Он одобрил такую затею и предложил прикупить выпивку. Здесь он отгадал! В этом вопросе Виктор был безотказен.
Вышли на конечной линии Виктория. Поднимаясь по ступенькам, бегло пообщались с мелкими предпринимателями, выпрашивающими в конце дня суточные проездные билеты, чтобы затем продать до окончания суток:
На базарной улице торговлю уже свернули, и шла вечерняя чистка территории. Кое-какие лавочки ещё работали. Купили пива, и нырнули в пустую кормушку Fish & Chips,* *Рыба и чипсы
там заказали традиционные порции жареной рыбы с картофелем фри, и не спеша, потребили, запивая это пивом. Оттуда вернулись в лавку, торгующую алкоголем и Сергей, на своё усмотрение, закупил креплённое баночное пиво. Я разнообразил это бутылкой сухого красного, и мы направились на Палмерстоун улицу.
Витя недавно вернулся с работы, выглядел уставшим. Расположились на кухне. Миграционное дело его семьи висело в неопределённости, как и сотни тысяч других подобных. Наша белорусская затея, тем более, не отличалась оригинальностью, поэтому говорить оказалось особо не о чем. С выпивкой закончились и темы для бесед. Все хотели отдыхать. Нам гостеприимно предложили комнату, и мы с благодарностью расположились на полу. Выданные на ферме спальные мешки снова положительно послужили нам.
Утром, в субботу, когда мы проснулись, Виктора уже не было. Работа. Людмила пригласила нас позавтракать. Спешить нам было некуда. Завтракали с пивом. Пиво, которое нравилось Сергею, едва ли можно называть таковым. Это креплёное баночное пойло, по своим вкусовым и прочим качествам, представляло широко популярную категорию “Дёшево & Сердито”. Выпил я немного, но оказалось слишком невкусно-сердито, если не обладаешь должной сноровкой, закалкой, тренировкой:
Провожая нас, Людмила вспомнила и отыскала для меня письмо. Отреагировал я на таковое, как на нечто из прошлой жизни. Вспомнил, что делал неуклюжую дождливую попытку восстановить человеческую связь с Украиной, отправив письмо из глуши графства Дэвон в Одессу. Обратным адресом указал единственный известный мне в Лондоне. Сюда и пришёл ответ.
Выпитое креплёное пиво и неожиданное письмо как-то неспокойно легли на душу. Я вяло пытался сообразить, какие следует предпринять шаги во времени и пространстве, и чего следует ожидать от этого письма? Мой напарник предлагал побывать перед отъездом в некоторых местах в Лондоне. Я не возражал. Так, мы оказались в полупустом субботнем метро. Рядом сидящий земляк, пребывая в приподнятом крепким пивом настроении, читал мне лекцию о силе молитвы и приводил примеры экстремальных ситуаций из своей украинской жизни. Я распечатал письмо и стал урывками вникать в суть изложенного в нём. Моё рассеянное внимание отвлекал рядом сидящий попутчик и объявления об остановках и возможных переходах на другие линии. Сергей инструктировал меня о скором переходе на станции King’s Cross. Не вникая в его маршрут, я согласно кивал тяжёлой головой, не отрываясь от письма. Отчаянно пытался настроиться на нужную волну и воспринять полученное почтовое сообщение, как от близкого мне человека. Сканируя глазами рукописные строчки, я чувствовал, как отдалённые расстоянием человеческие отношения гадко сползают в новую, меркантильно-оценочную плоскость, корректируются временем, пространством, иным языком, климатом и новыми рыночными отношениями… Одолевало чувство бессилия и смирения со всем происходящим в этой Богом проклятой стране уродливо зарождающегося укр-капитализма. Ничего не оставалось, лишь принимать все перемены, как испытание и подготовку к чему-то новому, лучшему. Упрятав недочитанное письмо в карман, я тупо уставился на небрежно выписанную от руки черным фламастером длинную надпись на вертикальном поручне посреди вагона. Продолжая рассеянно думать о своём, я прочитал чей-то очень личный, отчаянно кричащий привет пассажирам лондонского метро: I fuck this world, because the world fucks me:*
*Я имею этот мир, потому что мир имеёт меня!
В этот момент, совершенно неизвестный мне автор публичной записки показался мне много ближе, чем некоторые в Украине. Я мысленно подписался под чьим-то криком души. Рядом сидящий соотечественник читал вслух: “Отче наш, сущий на небесах:” и назойливо рекомендовал мне законспектировать и выучить. В моём замутнённом сознании машинально фильтровались небрежно написанное английское: :this world fucks me!* *Этот мир имеет меня! И диктуемое по-русски: “: да не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого:”.
Я заторможено подумал о существовании мира, как универсального общего сознания, которое всё порождает, и все мы - часть Его. Кто-то своей надписью откликнулся на мои текущие мысли, слился со мной в общем, поле абсолютного сознания и мы по-братски обменялись переживаемым. Рождается мысль, и о ней узнаёт весь мир!..
На станции King’s Cross мы вышли, и по инициативе товарища перешли на линию Hammersmith. Мне предлагалось проехать на Liverpool Street и посетить рынок. Я не возражал. К смутным мыслям прибавилось муторное ощущение отравления. Этот суррогат пива так и не усвоился мной, но вызвал тошноту и острую физическую потребность в свежем воздухе. Я был далёк в своих мыслях и слаб физически для поддержания разговора с попутчиком.
До станции Ливерпуль я с трудом доехал, а там кинулся в туалет. Блевал я и желудком и душой: от выпитого в Лондоне и полученного из Одессы. Умываясь, в зеркале увидел бледное отражение того, что от меня осталось: некий заблудший дух и отравленное тело в общественном туалете Лондона.
“When you’re down and they’re counting, when your secrets all found out: Let your soul be your pilot, let your soul guide you well…” Sting *
*Когда ты упал, а они отсчитывают, когда все твои секреты все узнали: позволь своей душе быть твоим пилотом, дай своей душе повести тебя правильно:
Товарищу ничего не объяснял, по мне всё было видно. Лишь заявил, что в ближайшее время в метро не спущусь и нуждаюсь в кислороде. Бог, вероятно, услышал, как я бессловесно, но душевно искренне рычал в подземном туалете вокзала Ливерпуль, а Сергей ублажал его молитвой. На поверхности нас встречала свежая весенняя, солнечная погода. В утреннее субботнее время улицы Лондона были почти безлюдны, транспорта мало. Придя к месту рынка, к моему облегчению, там оказалось пустынно. Случайный прохожий объяснил, что рынок работает только по воскресеньям. Приходите завтра. Я безвольно подчинился планам компаньона, и, не вникая в направление, шагал залитыми солнечным светом улицами Лондона. Район вокзала Ливерпуль нравился мне: в будние дни здесь по-деловому оживлённо, а в это субботнее утро - тихо солнечно и сонно. Из услышанного, я понял, что меня хотят провести по местам недавнего обитания. Мы прошли пешком немалое расстояние, и прогулка по свежему воздуху послужила мне на пользу. Оказались где-то в чудной парковой зоне, и моё пожелание припасть на скамейке, было охотно принято. Солнышко начало пригревать: вокруг ни души: я, подобно опытному бомжу, разлёгся на парковой скамейке и провалился в зыбкую дремоту. Попутчик не беспокоил меня, коротал время на соседней скамье, в надежде на скорое продолжение экскурсии. Оттаивал я часа полтора. Отогрелся, отдышался, отвлёкся от осознания того, где я, откуда, от кого, с кем и куда меня несёт. Когда проявил признаки жизни, предложили снова вернуться в метро и проехать в северном направлении.
Проехав несколько остановок, вышли на незнакомой мне станции Wood Green, и меня снова куда-то повели. Место, которое хотели мне показать, оказалась свалка, куда свозился всякий бытовой и строительный хлам. Здесь когда-то и работал мой попутчик, и теперь ему захотелось повидаться с бывшими коллегами.
Огороженное забором пространство, куда свозились отходы: свезенное сортировалось, и отправлялось куда-то на переработку. Участок отличался грязью и шумом. Натуральный городской отстой, на котором нашли себе занятие несколько мрачных, несмываемо грязных типов. Сортировкой занимались земляки Сергея, бывшие коллеги. Они, стоя на четвереньках, рылись в горах привезённого мусора, что-то отбирали и разбрасывали по разным кучкам.
Как объяснял мне технологию попутчик; следовало сортировать всё на пластик, дерево, бумагу, металл и прочее. Бывали дни, когда через их руки проходило по несколько самосвалов мусора, и они не разгибаясь, с утра до вечера, с головой погружались в это интересное дело. Санитарную сторону и запахи я пропускаю.
- На фига ты меня привёл в эту клоаку? - проснулся я.
- Хочу показать, где я работал: с товарищами познакомить, - удивился моей реакции Сергей.
- Уже показал и рассказал: товарищи твои заняты:, можно уходить.
- Погоди, вот идёт бригадир: ирландец: придурок конченный: мы с ним чуть ли не дрались здесь: - продолжал знакомить меня со своей лондонской жизнью Сергей.
К нам шагал верзила в рабочей робе, на вид годиков пятидесяти, рассматривающий нас с детской непосредственностью и взрослой хмуростью.
- Ты снова здесь, - недружелюбно поприветствовал тот Сергея, и подозрительно взглянул на меня.
- Хэлло! - весело ответил ему Сергей, но его проигнорировали.
- Решил вернуться? - настороженно спросил бригадир каким-то неместным, труднопонимаемым английским.
- Шо он прорычал? - охотно отозвался Сергей.
Меня не грела перспектива поучаствовать в подобном диалоге-единении пролетариев всех стран, под шум работающей рядом техники. Я коротко передал Сергею хмуро поставленный вопрос.
- Скажи ему, что я не собираюсь сюда возвращаться: объясни, что у меня теперь всё О.К, - хотел ещё что-то добавить словоохотливый земляк.
- Он устроен: у него всё в порядке: зашёл повидать ребят, - передал я.
Тот, переваривая ответ, рассматривал меня, как пришельца из иного мира, коварно спутавшего его обычные производственные мысли. Наконец, он отреагировал новым вопросом, в который вложил увесистую порцию неприязни:
- Где этот придурок теперь работает?
Я не стал привлекать к диалогу счастливо улыбающегося Сергея, ответил по-своему:
- Теперь он работает консультантом у Тони Блэйра: по вопросам экологии и утилизации городских отходов.
Ирландский пролетарий коммунальных работ молча тупо смотрел на меня несколько секунд. Я пытался угадать по его кислому выражению физиономии: понимает ли он вообще мой тихий славянский английский, суть сказанного мною, достаточно ли отчётливо он видит меня бледно-зелёного? Сергей довольно посмеивался, наблюдая растерянность бывшего бригадира, и этим мешал думать озадаченному собеседнику.
- Fuck you! - наконец ирландец изрыгнул вслух итог своих мрачных размышлений. Но оставался на месте, словно ожидал продолжения содержательной беседы. Сергей, услышав понятный ему ответ и повидав знакомую реакцию бывшего босса, радостно рассмеялся, чем явно разозлил своего бывшего бригадира.
- Пошли отсюда, - предложил я, и Сергей, посмеиваясь, направился к вагончику. Сконфуженный и рассерженный ирландец оставался стоять на прежнем месте, провожая нас недобрым тяжёлым взглядом из-под низкого лба, бормоча нам вдогонку, вероятно, всё то же, затёртое голливудскими фильмами, “fuck you”: Про себя я отметил, что у меня некий дар Божий плодить недоразумения и недругов: получается на ровном месте: без усилий: и даже без желания: достаточно лишь быть самим собой. Что мне, кстати, очень нравится.
Заметив нежданно появившегося бывшего коллегу, работники-соотечественники оторвались от переборки-сортировки, разогнулись и тоже подошли к вагончику. Довольный вид Сергея вызвал у них любопытство, и они предложили зайти в их офис. Из увиденного и услышанного я понял, что кто-то из них не только работает здесь, но и проживает. Вокруг бомжовского спального места, в вагончике, в беспорядке разбросаны всякие бытовые находки, выловленные из городского потока отбросов. Я увидел старенький кожаный ремешок, напомнивший о спадающих с меня джинсах. Земляки, увлечённые допросом товарища, позволили мне применить его: для поддержки штанов на иссякающем теле.
В беседу бывших сотрудников я не вникал. Работники городской свалки оказались субъектами замкнутыми и отталкивающе любопытными. Поток вопросов к Сергею был прерван командными сигналами, призывающими вернуться к работе. Не могу сказать, что они страдали от такого профессионального занятия, скорее очень ценили, постоянную, хотя и антисанитарную, работу. Ребята вполне гармонично вписались в это исследовательско-аналитическое дело, и в общую среду.
Оставаться в Лондоне на ночь у нас не было на этот момент ни мотивов, ни ночлега. Поэтому новый город Саутхэмптон был единодушно принят, как следующий пункт в островном пространстве. Мы понимали, что, прибыв туда субботним вечером, нам не следует рассчитывать на что-либо до понедельника. Однако, это не пугало нас.
На автовокзале Виктория купили билеты в одну сторону до Саутхэмптона, и ближайшим же автобусом выехали из Лондона в юго-западном направлении. Графство Хэмпшир (Hampshire). К тому времени я пришёл в себя и даже почувствовал лёгкий голод.
Вечерело. Похлёбывая из бутылки холодную воду и поглядывая в окно автобуса, я начал вяло соображать-планировать: надеяться на связь с едва знакомыми литовцами и временный ночлег: сейчас мне не хотелось ни звонить кому-либо, ни просить, ни разговаривать, ни, тем более, пить. Более всего я нуждался в свежем воздухе, порцию которого получал на остановках в мелких населённых пунктах.
Перспектива ближайших двух ночей в новом портовом городе, о котором я много слышал и хотел повидать, вырисовывалась смутновато: с выбором места ночлега в гостиничном номере за фунтов 20 или в спальном мешке на свежем весеннем воздухе, бесплатно. Последний вариант сейчас мне нравился. Оставалось только надеяться на сухую погоду. Мой попутчик с энтузиазмом рассматривал ночлег в спальных мешках, и полностью полагался на мои дальнейшие шаги в дебрях социальной бюрократии ближайшего понедельника.
Задолго до въезда в сам город, появились указатели, направляющие к портовым докам, водные пространства и огни морских сухогрузов, стоящих у причалов.
В Саутхэмптон прибыли около девяти вечера. Из багажа прихватили лишь спальные мешки и прочие необходимые мелочи, остальное оставили в автоматической камере хранения автовокзала. Вышли из вокзала налегке, но, не имея понятия в какую сторону пойти. Сергей напомнил о необходимости запастись на ночь продуктами и выпивкой. У первой же прохожей девушки я спросил о направлении к центру города. По тому, как она указала рукой, понял, что это совсем рядом. Так и оказалось. Центральная пешеходная улица была по-субботнему людна и щедро освещена. Все магазины уже закрыты, зато питейные заведения гостеприимно зазывали. Мне настойчиво рекомендовали сосредоточиться на поисках продовольственного магазина и уделить внимание вопросу о хлебе насущном. Советы попутчика порою звучали приказным тоном и грубовато вторгались в ход моих вялотекущих рассеянных мыслей. Обратившись к пожилому джентльмену, спросил его о ближайшем супермаркете, едва надеясь, что таковой может быть в старой центральной части города. Но нам повезло. Джентльмен, улыбаясь моему акценту или простоте вопроса, указал направление. Обещал за ближайшим углом огромный супермаркет, работающий допоздна.
Обнаружив в соседнем квартале торговое предприятие ASDA, мы побрели по его рядам. Отмечая широкий ассортимент продуктов для социально-опущенных, по копеечным ценам, мы осторожно признали, что пока всё идёт удивительно гладко, а сам город показался нам провинциально приветливым.
Мы с благодарностью оценили британскую выдумку, устойчиво применяемую в сети супермаркетов Sainsbury и ASDA. Суть в том, что рядом с обычными продуктами, продаваемыми по коммерческим ценам, в упрощённой по оформлению упаковке, по себестоимости, за копейки продавали и определённого сорта хлеб, молоко, соки, шоколад и массу различных консервированных продуктов. Для покупателей, испытывающих затруднение, предоставлялась реальная возможность покупать необходимые продукты питания по доступным ценам.
Добавив к этому красное сухое вино и пиво, мы прошли через кассу, и вышли на улицу. Пройдя минут, пять незнакомыми улицами, обратили внимание на старый католический или протестантский собор, расположенный в глубинке квартала. Это оказалось здание St Michael’s church, с невероятной датой основания 1070 год. По соседству с памятником архитектуры одиннадцатого века, облюбовали скамейку в тихом месте, и припали на ней. У меня аппетит только просыпался. Сергей стал навёрстывать за меня и за весь голодный день.
После уличного ужина, вернулись на центральную улицу High St. и побрели вниз, рассматривая витрины закрытых магазинов и отмечая пабы, где до одиннадцати можно было коротать время. Дойдя до крайней проезжей улицы Town Quay, мы оказались перед морским вокзалом. У причала пыхтел пассажирский паром, которому, мы ошибочно определили маршрут - между Саутхэмптоном и французским Шербургом. Перейдя улицу, прошли на территорию мор вокзала и всё там тщательно рассмотрели. Это оказался некий длинный изогнутый пирс, уходящий в залив. Из найденной информации узнали, что с этого морского вокзала регулярно ходят большие грузовые пассажирские паромы и малые скоростные катера на ближайший остров Wight и обратно. Регулярный маршрут Southampton - Cows - Sothampton. На материк же, во французские Le Havre, Cherburg и испанский Bilbao паромы ходят из соседнего портового города Портсмута. Для меня это было новостью.
Мы обошли и осмотрели почти безлюдный в это время морской вокзал, и я понял, что сам Саутхэмптон расположен не на берегу пролива (который французы называют Ла-Манш, а англичане - Английский канал), а на берегу залива, входящего глубоко в остров. Соседний же город Портсмут располагался непосредственно на берегу пролива Ла-Манш.
Возвращаясь в город, нашли в небольшом и очень старом здании музей, посвящённый Титанику. Затем, набрели на секцию старой городской оборонной стены. Поднялись на неё по ступенькам, прошлись вдоль и обозрели ночные виды.
В бухте стояли грузовые суда. Их огни отражались и множились на тёмном водном пространстве. Уходящая, освещённая глыба грузопассажирского парома, издала громкий ухающий сигнал. Из глубины квартала донеслись шумы, присущие пивным пабам в конце недели.
Городская крепостная стена показалась нам местом тихим и безопасным, с отличным обзором и видом. С тыльной стороны располагались сонные жилые дома, с двориком в виде небольшой площади. Эта сторона была обозначена, как Westgate St. Из тихого двора, под аркой - выход на улицу Western Esplande. Улица проезжая, но в это время не наблюдалось никакого движения. Лишь на тротуаре, под крепостной стеной, стоял музейный экспонат деревянной лодки без вёсел. Это свидетельствовало о том, что мы: приплыли. И расположились на ночлег в историческом месте.
Обследовав средневековое инженерно-оборонное сооружение, нашли на лестничном марше деревянную площадку, укрытую с трёх сторон стеной и достаточно просторную для размещения двух спальных мест. Остановившись на этом историческом и тихом месте, решили, что для более комфортного ночлега здесь следует подстелить что-нибудь смягчающее и утепляющее. Вернулись к ближайшему ресторанчику, на заднем дворике которого приметили гору свежих картонных упаковочных коробок. Прихватили достаточное количество и вернулись к выбранному месту.
Время показывало около полуночи. Чувствовалась приятная усталость, но спать не хотелось. Закрывающиеся пабы, выпускали на улицы шумные, пьяные компании, которые не торопились по домам, а расползались в поисках новых ночных развлечений. Субботняя ночь:
Выбранное нами место отличалось положительно и тем, что там мы оказывались скрытыми в темноте, но могли обозревать часть освещённого двора-площади.
Спальные мешки “Regatta Outdoors Survivior” (ну прямо о нас!) были изначально сконструированы для применения в походных условиях и обеспечивали защиту от холода и дождя. Застёгивая молнию мешка до самого носа, я с благодарностью отметил факт того, что именно такой - лёгкий и практичный спальный мешок навязал нам фермер Кларк. Предполагая неизбежное нашествие мыслей и возможную бессонницу, я разложил на расстоянии вытянутой руки недопитую бутылку красного сухого вина и шоколад. Сосед-попутчик завидно скоро захрапел. *”Sister moon will be my guide, in your blue, blue shadows I would hide, all good people asleep tonight:” Sting
*Сестрица Луна, будь моим проводником. Я бы спрятался в твоей голубой тени. Все нормальные люди спят этой ночью:
Временами, я проваливался в чуткий сон, и мне даже что-то снилось. Редкие ночные прохожие нетрезво медленно проходили по пустынному, залитому лунным светом, двору и душевно разговаривали. Их голоса и шаги, во дворе и под аркой, обретали особое ночное звучание, проникали в мой тёплый мешок и смешивались с выпитым вином и сновидениями. Я растворялся в прохладном влажном воздухе и вживался в этот старый портовый город.
Проснулся я рановато. Ранний весенний рассвет и количество выпитого не давали мне покоя. Я неохотно выбрался из мешка, обулся в остывшие ботинки, и спустился по деревянным ступенькам во двор. Уличное и дворовое освещение продолжало бесполезно светить. По всем другим признакам - город спал крепким утренним воскресным сном. Найдя подходящее место под крепостной стеной, я оставил свою визитную карточку с датой - начало марта 2000 года. Захотелось вернуться в мешок.
Окончательно мы проснулись, когда появилось солнце. Оглядев друг друга, отметили заметную помятость и небритость. Мы начали обретать внешность бездомных бродяг. Пакеты местного супермаркета со спальными мешками завершали портреты бомжей. Вспомнили о приличном туалете на морском вокзале, и отправились туда.
Ранним воскресным утром город стоял безлюдный и тихий. Погода обещала быть солнечной.
Наши надежды на санитарные услуги вокзала вполне оправдались. Мы с удовольствием воспользовались горячей водой, и даже побрились. Вышли оттуда посвежевшие. Осталось избавиться от спальных мешков в пластиковых пакетах.
Неподалёку от места нашего ночлега, у жилых домов, я приметил густой стриженный кустарник. В этих зелёных дебрях можно было легко спрятать наш ручной походный багаж. Туда мы и вернулись.
Раздвинув заросли, вставили туда пакеты. Сомкнувшиеся ветви, надёжно поглотили и скрыли от посторонних глаз наши спальные и туалетные принадлежности. Здесь же неподалёку, мы присели на одну из скамеек, чтобы сообразить, куда можно податься и что предпринять в этот воскресный день, в новом для нас городе. Травяная лужайка перед скамейкой полого спускалась к уличному тротуару. Далее пролегала проезжая дорога Town Quay. Автомобильного движения почти не было. За дорогой располагалась территория морского вокзала. Паром, ушедший в полночь на остров Wight, уже стоял на прежнем месте. Недавно стриженная трава, пахла свежей зеленью и весной. Воздух стоял прохладный и слегка влажный. Подышав и подумав, мы признали, что пиво сейчас и здесь было бы очень кстати. Это подтолкнуло нас к действию. Мы пошли в город.
Проходя сонными дворами, я ещё раз оглядел участок крепостной стены, где мы переночевали. В этом месте, рядом с аркой, к стене было пристроено какое-то здание, с табличкой для туристов. Информационная табличка извещала, что эти сооружения были построены англичанами в целях обороны от агрессивных нападок французов. Пристройка когда-то применялась в коммерческих целях - торговля морепродуктами. Теперь это был музей. Вход - бесплатный. Уже есть куда пойти, - подумал я.
Оттуда мы направились по указателю для туристов - к некой Ocean Village.
Этим районом оказалась небольшая, по морским меркам, бухта, оборудованная под стоянку для яхт. Количество и разнообразие пришвартованных там яхт было немалое. Вокруг, современные не многоэтажные жилые комплексы соседствовали с ресторанными, банковскими и прочими зданиями. На другом берегу у судоремонтных доков стояли коммерческие и военные суда. Влажный ветерок нёс запах и привкус моря.
Солнце щедро светило и даже пригревало. Мы отметили положительное климатическое отличие от Лондона.
Обойдя этот район, мы искренне пожелали себе, чтобы в понедельник у нас всё благополучно сложилось, и мы смогли поселиться в этом морском портовом городе, некогда проводившим в свой первый и последний рейс Титаник.
Возвращаясь в город с прицелом на понравившийся нам супермаркет, мы совершенно случайно, но, наверняка, по воле божьей, набрели на греческий православный храм. Воскресная утренняя служба уже шла. Внешне, старое здание не совсем соответствовало привычным для нас православным храмам. Не было лукообразных куполов, объяснялось это, вероятно, тем, что использовалось помещение, которое удалось арендовать или выкупить местной греческой православной общине.
Внутри всё оказалось, как в обычной православной церкви, только установлено достаточно рядов скамей, на которых заседали прихожане. Я положительно отметил такое послабление для греческих православных, и мы уселись в сторонке от основной массы. Людей было не много, но они продолжали подходить. Служба велась на греческом языке, но суть та же. Батюшка, проходя с церемониями по центральному проходу, окучивал дымком поднявшихся прихожан и был вынужден пройти чуть далее, что бы уделить внимание и двум новеньким, случайно заблудшим визитёрам.
В отличие от других, нарядно одетых прихожан, мы выделялись своей невзрачной повседневностью, завезенной из пакистанского Лютона, обкатанной в лондонском метро и примятой в спальном мешке на крепостной стене Саутхэмптона. Если бы батюшка спросил меня; чего моя душа желает? Я бы, для начала, пожелал горячий душ. Но он лишь профессионально скользнул по нам взглядом и поспешил вернуться к исходной позиции, предписанной церковными канонами: якобы, поближе к Богу. Мы же, перекрестившись, покинули храм и отправились своей дорогой: к супермаркету, с искренней надеждой, что там ещё осталось вчерашнее чешское, бархатное, бутылочное: по фунту за бутылку пол литра. Именно это простое, насущное намерение напрочь отвлекло моего попутчика от замысла вступить в переговоры с местными греками-собратьями и расспросить их о перспективах трудоустройства.
На подходе к центральной улице, обнаружил офис городского социального обеспечения, куда, по-моему, разумению, нам и следовало обратиться в понедельник.
По воскресеньям супермаркет работал не полный рабочий день, поэтому, кроме пива, мы прикупили и продукты. Уже знакомым нам маршрутом вернулись в район ночлега и расположились на скамейке с видом на морской вокзал и залив. Погода пребывала с нами в добром заговоре и просто приговаривала: не спешить, расслабиться и радоваться тому, что Бог послал. Кушалось на солнышке приятно, спешить нам было некуда.
Вторую половину дня добили праздным гулянием по воскресному городу и заседаниями в пабах. К наступлению сумерек мы уже созрели к отдыху, и побрели к месту хранения спальных мешков.
Наша походная амуниция оказалась на месте. Более того, на нашей скамейке лежал кем-то оставленный непустой пакет супермаркета. Выглядело это, как адресная передача. Заглянув в него, обнаружили набор продуктов. По содержанию найденного, легко виделся заготовленный ужин для двоих; два пакета молока, две рыбные консервы. Решили, что едва ли ещё кто-то, кроме нас, обедал на этой скамейке, и кому, как не нам, могли это поднести. Поужинав в сумерках, я оставил на скамейке благодарственную записку заботливым наблюдателям, и отправились со своими мешками на прежнее место ночлега.
Воскресным вечером город затих рано. После долгого дня скитаний, оказавшись в мешках, мы, подобно профессиональным бродягам, дружно провалились в здоровый сон.
Понедельник начали с тех же утренних процедур. Спальные мешки спрятали, и с зубными щётками отправились на морской вокзал. Несмотря на раннее время, в понедельник там оказалось оживлённо. Пассажирские катера доставляли людей с ближайшего острова, поэтому утреннее умывание и бритьё пришлось проделать наспех. Настроение людей, приехавших на работу и по делам, невольно передалось и нам. Мне это не понравилось: Damned Monday morning feeling! Забегавшие в туалет джентльмены, вежливо приветствовали нас и тактично выражали понимание ситуации. Из общественного туалета, направились прямо в городской центр социального обеспечения, как нас учили соотечественники. Случайно обнаруженный накануне офис только открылся, и посетителей было немного. Я обратился в окно регистрации посетителей и общей информации. Принимала женщина. Подав ей в окошко листы удостоверения личности, выданные нам миграционным ведомством, спросил; куда нам следует обращаться по вопросу социальной поддержки. Бегло просмотрев наши документы, она уверенно заявила, что этот отдел не для нас, и нам следует обращаться по другому адресу. Из её объяснений я понял, что находится это далековато, но найти легко. Большую часть пути следовало пройти, не сворачивая, по главной улице до Archers Rd., а затем свернуть по ней направо, там и находился нужный нам дом № 1-А, отмеченный, как - Служба социального сервиса при Городском Совете Саутхємптона.
Шагая уже знакомой нам улицей, я мысленно восстанавливал увиденное и услышанное в конторе. По реакции женщины-клерка можно было судить, что мой вопрос и предъявленные документы не вызвали у неё удивления. Она восприняла наше обращение за социальной помощью, как вполне нормальное пожелание: и о существовании городской службы, занимающейся подобными просителями, тоже знает. Всё выглядело достаточно утешительно. Однако попутчик неспокойно требовал от меня объяснений; почему нам отказали, что ответили: и куда мы снова идём?
Поднакопившаяся усталость от бытовой неустроенности, вопросы-сомнения, мысленные заготовки шаблонов-просьб-ответов для предстоящих переговоров с бюрократами соцобеспечения: всё это не располагало меня к утомительным подробным объяснениям, которых настойчиво и обидчиво требовал попутчик:
Контору нашли легко, а пройденное пешком расстояние, которое женщина определила, как “неблизкий путь”, мы преодолели как прогулку.
Отдел социального обеспечения искателей убежища располагался в симпатичном особняке с уютным тихим двориком. Никаких признаков длинных очередей и скоплений иностранцев-просителей. Всё внешне выглядело вполне спокойно и чинно.
В небольшой комнатке-приёмной стоял журнальный столик, заваленный иллюстрированным чтивом и несколько кресел. Посетителей не было. Я уж и не знал, радоваться ли такой тихой домашней обстановке. Уж больно не похоже это место на то, где что-то дают. За окошком заседала молодая, симпатичная девушка. Она вопросительно-приглашающе взглянула на нас, и я снова пошёл на штурм.
- Доброе утро, - подал в окошко два удостоверения, и про себя пожелал, чтобы девушка оказалось именно той социальной служащей, которая решит все наши бытовые вопросы.
- Доброе, - приветливо улыбнулась та, и приняла бумаги. Бегло взглянув на предъявленное, она вложила их в папку и просила присесть подождать. По её реакции было очевидно, что я обратился по верному адресу. Но ответить стоящему рядом и вопрошающему попутчику мне было нечего. Я уселся в кресло и машинально взял иллюстрированный журнал. Товарищ тихонько, но настойчиво о чём-то спрашивал меня. Я не слышал его, и не хотел слышать: с цветной обложки журнала на меня смотрел иронично улыбающийся Стинг, обозначенный как Mr Gordon Matthew Sumner: я потерялся в мыслях. Наконец, вспомнил, что это его настоящее имя, а Sting - псевдоним. Тут же осознал, что в наступившей ситуации я тоже теперь Стыцькофф.
- Ну, шо там!? - спрашивал меня соотечественник.
- Ждать: и молиться: - ответил я.
- Блин! Ты можешь по-человечески ответить, что они говорят, - опускали меня на землю.
В большой статье с фотографиями рассказывалось о семье и досуге уважаемого мною музыканта: о недвижимости за пределами острова:
- Мать твою!.. та брось ты этот херов журнал, и ответь мне:
- Ты достал! Я же сказал тебе; жди и молись. И оставь меня в покое, хоть на минуту.
Послышались голоса в офисе, я услышал упоминание о двух джентльменах из Белоруссии: процесс пошёл. В окошко выглянула пожилая женщина, взглянула на нас и через несколько секунд вышла к нам.
- Доброе утро, джентельмены! Меня зовут миссис Эдна Кинг, я возглавляю городской отдел социального обеспечения иностранных беженцев:
- А я - Стыцькофф, - ответил я, и сам удивился, как по-идиотски звучит придуманная фамилия. - Сергей Стыцькофф, - добавил и едва не рассмеялся, вспомнив Джэмса Бонда, но расцвёл в идиотской улыбке. Я впервые назвался этим шпионским именем.
- Очень приятно, мистер Стыцькофф: вы вместе? - взглянула она на рядом стоящего джентльмена.
- Да, мы вместе, - коротко ответил я.
- Тогда пройдёмте в комнату, где мы сможем всё обсудить, - пригласила нас тётя Эдна.
Моё первое впечатление о женщине-чиновнике, с которой мне предстояло объясняться, было очень положительное. Тётенька по-матерински доброжелательно обращалась к нам на очень понятном английском. Я почувствовал, что мне будет легко: врать. *”Don’t judge me, you could be me in another life, in another set of circumstances:” Sting
* Не осуждайте меня, вы могли быть мною в другой жизни, в ином стечении обстоятельств:
Нас провели в отдельную комнату с креслами и столиком. Миссис Кинг разложила на столе папку с бумагами. Кроме наших удостоверений, я заметил анкеты, и стал автоматически восстанавливать в памяти свою короткую историю.
Взглянув на наши документы, она поинтересовалась о письме-ходатайстве адвоката предоставить нам помощь. Таковое имелось, и мы их выдали ей. Она довольная слаженностью работы с нами, приступила к заполнению анкет. Переписав из документов имена, даты, гражданство, она обратилась с неудобным вопросом:
- Как вы попали в Великобританию без документов? - оторвалась она от бумаг и приготовилась внимательно слушать. Этот вопрос мне уже задавали в миграционном центре, но тогда это происходило наспех, через окошко и переводчицу. Сейчас же, мы сидели за столом в тихой комнате, и мне слышался в этом вопросе подвох. Я должен был продолжать отвечать, как и прежде, что границу пересёк в порту Дувр: но я никогда там не бывал, и любой вопрос о подробностях мог поставить меня в неловкое положение. Всё своё, хотя и приветливое, внимание она сосредоточила на мне. В этот момент я позавидовал тихо присутствующему напарнику. От меня ждали ответа.
- Нас привезли в грузовом фургоне, насколько я могу догадываться, мы паромом прибыли в Дувр:
- Было слышно, что ваш грузовик перемещался морским судном? - не то спросила, не то подсказала она.
- Да, верно: это было отчётливо слышно, - признал я, и подумал, что понятия не имею, даже, сколько времени занимает паромная переправа между французским Calais и английским Dover. Но собеседница удовлетворённо кивнула головой и внесла запись в анкеты.
- Как всё происходило далее? До прихода сюда:
- По-моему, нас высадили рано утром 28 февраля в Лондоне: На следующий день мы обратились к адвокату: и нас направили в миграционный центр. Через день мы снова посетили адвоката, оформили миграционные документы, переночевали в Лондоне: а в субботу переехали в Саутхэмптон: - сумбурно, и естественно волнуясь, доложил я хронику событий. Мой рассказ заносился в анкету.
- А где вы останавливались по ночам? В Лондоне, Саутхэмптоне? Сохранились ли у вас квитанции отелей?
- В отелях мы не ночевали, у нас нет средств на это. В Лондоне лишь одну ночь мы провели у земляков. Затем они одолжили нам немного денег, спальные мешки и дали адрес адвокатской конторы:
- В отелях не останавливались. Одну ночь у друзей: далее пользовались спальными мешками: Правильно? - покладисто принимала сказанное и заносила в анкеты тётя Эдна.
- Да, всё верно, - подтвердил я.
Перед тем как сделать очередную запись, миссис Кинг повнимательней взглянула на нашу одежду, и, по-моему, поверила всему сказанному.
- А как вы пересекали другие границы без документов? Как выехали из Белоруссии?
- Друзья представили нас одному польскому водителю грузовика, который постоянно перевозит грузы между Польшей и Белоруссией: за небольшую плату он провёз нас в Польшу. Там, он же представил нас другим водителям, которые согласились перевезти нас, и ещё троих человек, в Англию.
- Но почему вы не взяли с собой никаких документов?
- У нас были паспорта. По ним мы переехали из Белоруссии в Польшу. Но польские водители рекомендовали оставить их в Польше, и не иметь в пути вообще никаких Белорусских документов. Якобы, на случай если нас обнаружат при пересечении границы, то нам лучше не признаваться, что мы граждане Белоруссии, чтобы нас не передали обратно властям.
- Понятно. А почему именно Саутхэмптон? - уже с интонацией неформального любопытства спросила она.
- Саутхэмптон - это единственный город, о котором я раньше слышал от моряков… и у адвоката в Лондоне встретили людей, которые рассказали о вашей службе социальной помощи:
- Хорошо. Ну что ж, добро пожаловать в Саутхэмптон, мистер: Стыцькофф! Кстати, а откуда ваш английский язык? - спросила она с добрым намёком на мелкие несоответствия и, собирая бумаги, дала понять, что официальные вопросы исчерпаны: можно расслабиться:
- Дома изучал, - коротко ответил я.
- Все эти данные я могу указывать и для вашего товарища, верно? - взглянула она на вежливо кивавшего головой белоруса без паспорта.
- Точно! - подтвердил я.
- Вот вам ключи и адрес. В этом доме вы найдёте каждый по отдельной комнате, номера комнат указаны на ключах: в комнатах есть всё самое необходимое. И вот вам пособие за четыре дня: кроме наличных денег, мы выдаём ваучеры, на которые вы сможете покупать продукты в супермаркете ASDA. По пятницам в определённое время вы сможете получать пособие в размере 42 фунта; 20 - наличными и 22 - ваучерами. Вопросы есть?
- Спасибо! Вопросов нет.
- Если возникнут, знаете, где меня найти. Удачи, джентльмены!
Выходя, я заметил, что в приёмной появились посетители. С ключами от комнат и адресом, мы вышли во двор и встретились с одним из знакомых литовцев. Тот стоял у входа, покуривая в ожидании.
- Привет! Вы уже здесь?! - удивился он нашей социальной расторопности, - а я тоже пришёл оформить житьё-бытьё. Как всё прошло?
- На удивление гладко! Сейчас идём смотреть жильё.
- Вы уже знаете, где будете жить?
- Думаю, здесь и будем: Carlton Road -11: где-то рядом, - показал я ключи.
- Тогда я загляну к вам, когда буду свободен.
Он вернулся в контору, а мы отправились тем же путём, каким пришли сюда, только в обратном направлении. Карлтон роуд оказалась соседней улицей, а дом № 11 в пяти минутах ходьбы от соцобеса. Это оказался стандартный городской двухэтажный дом, с центральным входом с улицы и небольшим палисадником на заднем дворике.
Открыв ключом входную дверь, вошли в свежее отремонтированное пространство, ещё пахнущее краской. Коридор вёл в глубь дома, деревянная лестница - на второй этаж. Сразу от входной двери, по правую сторону располагались жилые комнаты с прономерованными, как в общежитии, дверями. Наши, вторая и третья комнаты были недалеко от общего входа, что мне не очень нравилось. Открыв каждый свою комнату, нашли камерное пространство метров 12 квадратных, пол устелен свежим ковровым покрытием, на койке - полный комплект нового постельного белья с подушкой и одеялом: письменный стол, в углу умывальник с зеркалом на стене, шкаф для одежды: окно выходило на улицу, между окном и тротуаром - небольшое пространство с травяным газоном и высоким стриженым кустарником. В комнату доносился шум проезжающего транспорта, с этим придётся мириться:В соседней комнате Сергея - то же самое. Только окно выходило на стену соседнего дома, поэтому комнатка была темновата, зато меньше уличного шума. Пройдя по коридору первого этажа, мы насчитали всего шесть комнат, в конце - кухня с двумя электроплитами, одним столом и множеством настенных шкафов с посудой и прочим. За кухней располагался санузел с умывальником, туалетом и душевой кабинкой. Далее - подсобное пространство, оборудованное для стирки и сушки, однако, этот процесс предполагался ручным: Стиральной машинки не было. Оттуда через дверь можно выйти на задний дворик. Это пространство оказалось чудным, тихим местом, с травяной лужайкой и несколькими деревьями. Далее территория ограничивалась каменным забором, за которым располагался школьный двор и многоэтажное здание школы.
Сам наш дом был разделён на две половины с отдельными входами с улицы и выходами в дворик.
Вернувшись в дом, мы поднялись на второй этаж. Там насчитали ещё пять жилых комнат, одну общую с диваном, креслами, но без предполагаемого телевизора. Окно этой просторной крайней комнаты выходило во дворик, в противоположную от улицы сторону, и входная дверь располагалась в сторонке от общего прохода. На мой взгляд, это была самая удобная для проживания комната. На втором этаже также был санузел с туалетом, умывальником и душевой. Таким образом, дом предполагал проживание одиннадцати человек, что фактически делало его общежитием. Сергей стал призывать меня вернуться в контору и отказаться от такого коммунального жилья. Меня и самого настораживала перспектива оказаться в коммуне, но затевать сейчас тяжбу по этому вопросу, у меня не было ни сил, ни желания. Я предложил утешиться тем, что дали, отмыться, отдохнуть, повидать наших соседей, а уж затем спокойно принять решение.
Пока я осваивал предоставленное мне жилое пространство, было слышно, как кто-то спустился по лестнице. Где-то на кухне послышались голоса. Мы почти одновременно вышли из своих соседних комнат с намерением принять душ. Наше появление на кухне заметно озадачило находящихся там двух жильцов. Полагаю, по нам было видно, что мы свежее прибывшие и претендуем на соседство с ними. Женщина, постарше нас, со славянской внешностью внимательно рассматривала пришельцев, и гадала на каком языке обращаться к нам. Второй - паренёк-араб, взирал на нас с любопытством и настороженностью.
- Привет, всем! - обратился Сергей, как своим временным сокамерникам.
- Здрасте: хэлло, - заторможено отреагировали соседи, - вы подселились в наш дом:- не то спросила, не то прокомментировала женщина.
- Возможно, во всяком случае, какое-то время намерены пожить здесь, - пояснил Сергей.
Араб ничего не понял из сказанного, но сообразил, что русских стало больше. Чтобы узнать побольше, женщина продолжила разговор.
- Меня звать Елена. А это Виссам, он из Ливии, что ли:- вопросительно взглянула она на парня, - он по-русски не понимает.
- Libia: - возник парниша.
- Знаем, знаем: привет полковнику Каддафи! - попробовал я заговорить с ним английским. Парень смущённо заулыбался и хотел что-то сказать в ответ, но Сергей опередил его:
- Террорист? - спросил он ментовским тоном, указывая на него пальцем, хотя и приветливо весело улыбаясь.
- Нет, я не террорист, я беженец, - напрягся и начал оправдываться тот. Было видно, что его уже достали вопросами о терроризме в связи с его гражданством.
- Бомбы имеешь при себе? - продолжал допрос Сергей, посмеиваясь над сконфузившимся арабом.
- Какие бомбы: а вы привезли с собой автоматы Калашникова? - попробовал шутить араб.
- Калашников - гуд: вери гуд! - бодро продолжал беседу Сергей, по-дружески имитируя стрельбу длинными очередями из надёжного, проверенного историей автомата, по всем присутствующим на кухне.
- Ты пока поговори-постреляй, а я помоюсь, - хотел я воспользоваться моментом интернациональной дружбы
- Нет, лучше ты поговори с людьми, а я быстренько помоюсь, - проигнорировав непонятный ответ арабского собеседника, Сергей ушёл из кухни в санузел.
- Вы из Украины? - несколько удивила меня Елена. Я был не готов к такому вопросу, и не знал, как лучше ответить.
- А что видно? - ответил я вопросом.
- И видно, и слышно, - с заметной иронией ответила она.
- И что же слышно? - искренне заинтересовался я.
- И как вы говорите. И вообще: Мне приходилось здесь встречаться с украинцами, я их легко отличаю.
- Но я не украинец, ты не отгадала, - стал я в позу.
- Ты, возможно, не украинец, а вот твой приятель - сто процентов!
- Ну, тебе лучше его самого спросить об этом:
- А что спрашивать: я имею достаточное представление об украинцах:
- И что можешь сказать о них?
- А что говорить: доминирует одно качество: этакая примитивная хитрость-практичность.
- Пожалуй, есть такое:
- Ничего себе, пожалуй! Да это качество так и прёт.: За версту слышно и видно: надеюсь, тебя это не обижает: но украинская практичность порой граничит с подлостью: ты спросил - я ответила.
- Всё нормально. А ты из России?
- Из Эстонии.
- Понятно. Ну а эстонцы как тебе?
- Это совсем другое:
- Другое, по сравнению с украинцами?
- У эстонцев свои качества и пунктики, с украинцами там ничего общего: так откуда ты?
- Лена: можно я сначала помоюсь:
- Понятно! Улавливаю типично украинские интонации, - по-приятельски поставила она диагноз.
Наблюдавший за нашим разговором, арабский сосед уже несколько раз неудачно пытался что-то сказать.
- Ты русский? - наконец встрял он в разговор.
- Да: русский, меня звать Сергей:
- Я серьёзно спрашиваю. Вот я - араб, из Ливии: Меня звать Виссам, - выплеснул он, волнуясь, на неловком английском.
- И я серьёзно: разве я не похож на русского?
- Ты говоришь по-английски не так, как Елена и Сергей. “Калашников”, “Иван”, “Сергей”: я знаю эти имена: - понёс он какой-то бред.
- Какой ещё Сергей? - не понял я. Услышав своё имя от араба.
- Со второго этажа: молодой.
- Хорошо, можешь и меня звать Сергеем, если Иван и Калашников тебе кажется несерьёзными.
- О.К. Сергей, - очень приятно: будем соседями: - несколько озадачил он своей непосредственностью и пожеланием называть меня Сергеем. Сославшись на что-то, я вернулся в свою комнату. Ожидая пока освободится душ, я забыл о таковом на втором этаже, и с благодарностью отметил предоставленную мне комнатку, где можно побыть одному и перевести дух. Но вскоре ко мне зашёл Сергей, намеренный, поделиться впечатлениями:
- Слушай, надо валить из этого дурдома. Представляешь, что здесь будет, когда соберутся все остальные жильцы: очередь на кухне: и масса любопытных вопросов. Кстати, что они говорят?
- Пока ничего особенного: говорят, что ты типичный хохол и это опасно для окружающих: мне бы тоже помыться, - уклонился я от разговора, и отправился в душевую.
После горячего душа я почувствовал себя более жизнерадостно, и в который раз мысленно поблагодарил всех за предоставленные блага. Не успел я войти в комнату, как мой попутчик-сосед перешёл из своей комнаты в мою.
- Ну, шо ты решил? - вернулся он к текущим задачам.
- Надо бы забрать сегодня спальные мешки: - напомнил я об оставленных в тайнике жизненно важных ценностях, и о том, что ещё сегодня мы ночевали на улице.
- Заберём. Так что ты решил?.. надо сегодня же идти в контору и сказать, что нам это жильё не подходит, - ставили передо мной очередную директиву.
- У нас спросят: почему не подходит? - неохотно включился я в тему.
- Скажи, что слишком много народу проживает в доме, - подсказывали мне.
- Но мы ещё не знаем, кто и сколько здесь проживает: и это едва ли серьёзный аргумент, чтобы просить другое жильё: так каждый может потребовать отдельную квартиру:
- Но попробовать-то, во всяком случае, можно. Тебе шо, трудно сказать им?
- Представь себе, если сможешь: мне, действительно, трудно вернуться сейчас к той женщине и заявить, что мне не нравится предоставленное жильё: и требовать что-нибудь получше: мне, если и хочется что-то сказать ей, так лишь поблагодарить.
- А тебе самому нравится эта общага?
- Во всяком случае, у меня сейчас есть отдельная чистая комната: и сам дом тоже чистый: жить вполне можно. Честно говоря, меня удивляет твоя требовательность. Ещё вчера ты показывал, где работал в Лондоне, и как твои товарищи поживают в вагончике:
- При чём здесь это, если есть возможность получить жильё получше: надо, лишь пойти и спросить: А ты начинаешь мораль мне читать.
- Вот пойди и спроси! Знаю, знаю: сейчас меня обвинят в дешёвой спекуляции английским языком: это я уже проходил: можешь обвинять: Что же касается “просто пойти и спросить”, то это уж без меня: это же просто. Извини, но будь я на месте чиновника, я бы напомнил таким переборчивым просителям, что дарённому коню: и добра от добра не ищут.
- Всё ясно: тебя просить о чём-то:
- Таков уж есть. Природа-матушка богата на выдумки. Кстати, тебе не хочется немного отдохнуть от всего, побыть одному?..
- Я не люблю быть один. Но я всё понял, - недовольно оставили меня.
“Modesty, propriety can lead to notoriety:” *
*Умеренность и правильность может привести к дурной славе: Sting
А мне иногда просто необходимо побыть одному. Комнатной изоляции показалось недостаточно. Я зашторил окно, закрыл на ключ комнату, разделся, и среди дня забился под одеяло. Освоившись и отогревшись, я попытался уснуть, но мысли соответствовали понедельнику и не отпускали меня.
Ощущение психологического комфорта зависит от многих внешних и внутренних факторов. Не вдаваясь в анализ таковых, могу лишь сказать, что, находясь в Украине, в окружении некогда близких мне людей, я начал утрачивать это чувство комфорта, поэтому, бегство на остров и поиск убежища (скорее психологического, чем политического) - вполне оправдано. Соприкасаясь же с некоторыми соотечественниками, уже на острове, захотелось ещё и одеялом с головой укрыться. Если окружающие тебя, претендуют на роль близких, но звереют от твоих невинных шуток, даже не пытаясь вникнуть в суть сочетания ситуации и сказанного тобою, то из такого окружения “близких” надо бежать, как из бессрочного унизительного плена.
“When the compass turns to nowhere that you know well: Let your soul be your pilot:” **
**Когда компас показывает в неизвестное тебе направление. Позволь своей душе быть твоим пилотом: Sting
Так, качаясь на весах Фортуны, я оказался под одеялом в комнатке социального дома в центре портового города Саутхэмптон, что на юго-западе Англии, графство Хэмпшир.
Мне предоставили возможность отдохнуть, собраться с мыслями и оглядеться вокруг.
Я с удовольствием предвкушал тщательное исследование города и окрестностей, но помнил, что в комнате через стенку, в состоянии обиженного ожидания находится земляк, у которого, наверняка, заготовлены для меня иные задания.

Это также интересно:

1. Остров Невезения 2