А. Голяк. “Ничего кроме настоящего”. Роман
Опубликовал:- Врёшь. От паяльника - ещё так-сяк. А от утюга - фиг.
Остаток вечера был посвящён развитию этой темы. Потом мы на карачках вылезли из бара и пытались выдавать себя за иностранцев в общественном транспорте. Не помню, насколько мы преуспели в этом занятии, но думаю, что не очень. Толстый всё время сбивался на русский матерок, уверяя меня, что все иностранцы так делают. Я ему верил. А прохожие - нет.
Закончился наш славный поход дома у Светки. Кажется, наш приход несколько вывел её из равновесия. Мы до полусмерти напугали бабушку, открывшую нам дверь, криком: “Всем оставаться на своих местах! Это ограбление!”. Потом ворвались в квартиру и хором запели первый куплет песенки разбойников из мультика “Бременские музыканты”. В конце куплета Толстый обратил внимание на Светкиного папу, застывшего с телефонной трубкой в руке. Он потом объяснил, что схватился за неё, намереваясь вызвать милицию. А Светкина мать глядела на нас остановившимися глазами, беспомощно привалившись к стене. Её и бабушку пришлось отпаивать валерьянкой. Светка обругала нас пьяными скотами, но Толстый прервал её речугу своим сообщением, что он уходит в музыканты. Наше дело, мол, быстро жить и быстро умирать. А всё остальное - миражи. Он разглагольствовал на эту тему до тех пор, пока нас со скандалом не выперли из квартиры. Мы выкатились на лестничную площадку с воплями:
И молода-а-я не узна-а-ет, какой у парня был конец!
Завтра придётся извиняться. Вот блин!
ГЛАВА 2
А времечко тикало. Часики шли, денёчки бежали. Мы в поте лица делали программу. Батькович стал нашим штатным басистом. Он уже выступал с нами в квартирных “сэйшенах”3 и зарекомендовал себя с наилучшей стороны. Его папашка, убедившись, что сын серьёзно “присел” на музыку, и здраво рассудив, что это менее опасно, чем портвейн в подворотнях, купил Батьковичу бас-гитару. Инструмент не ахти какой, но, всё-таки, не перелицованная шестиструнка, которая настраивается усилиями двоих человек при помощи плоскогубцев и “грёбаной матери”.
Палыч стал дружить с барабанами, старался играть ровно, разучивал разнообразные ритмические рисунки. На репетициях он выглядел очень эффектно - щепки от барабанных палочек толстым слоем устилали пол и очень освежали картинку.
У меня близилась сессия в Политехе. Я твёрдо знал, что она мне не по зубам. Нужно было что-то предпринимать, но я погряз в концертных заботах и на всё остальное махнул рукой. Были проблемы поважнее.
Например, требовалась афиша. К счастью, оказалось, что Наташина подруга Галя, танцевальная пассия моего дядюшки, отлично рисует. Мы долго обсуждали, какой должна быть афиша, спорили, экспериментировали. В конце концов, я стал обладателем шикарного произведения искусства, написанного тушью. В облаках приоткрывалась дверь, откуда вылетала стая птиц. Это соответствовало названию программы. Поскольку это был наш дебют на сцене, мы, не мудрствуя, назвали программу “КТО ТАМ?”.
Наконец наступил долгожданный день нашего большого дебюта. В спортзале школы была сооружена сцена. Между нами говоря, конструкция довольно хлипкая. Я прошёлся по ней и почувствовал, как прогибаются подо мной доски. На секунду представив себе, как вся эта “баррикада” рушится под тяжестью моего тела, я покрылся холодным потом. Может, действительно, я зря подался в музыканты? Теперь, вот, жизнью рисковать приходится.
Привезли “аппарат”4. Мы с интересом наблюдали, как юркая молодёжь борзо разгружает “тачку” и тащит “прибамбасы” на сцену. Назначения большинства предметов мы вообще не знали, и нам казалось, что это сказочные сокровища, загадочные и недоступные. С высоты сегодняшнего своего опыта могу смело вас уверить, что выглядело всё весьма убого. А нам, диким, и сравнить-то было не с чем.
Всё это великолепие расставили на сцене, а чуваков-музыкантов пригласили вызвучиваться. Я взлез на шаткий помост, нацепил “весло” и поступил так, как всегда поступают “чайники”5. Я стал бродить по сцене, держа в вытянутой руке шнур и судорожно соображая, куда бы его воткнуть. Интуиция ничего не подсказывала, а на опыт я не мог рассчитывать - он попросту отсутствовал. Во время своих блужданий по сцене я иногда натыкался на Пашу и Батьковича, с точностью повторявших все мои “торможения”. Выглядело всё это жалко, но в то же время умиляло.
Наконец нам на помощь пришёл Селя. Он вынул многострадальный шнур из моих дланей и воткнул его куда следовало - в пульт. То же самое он проделал с Пашей и Батьковичем. Пристроив нас, Селя занялся вызвучиванием.
Граждане мои уважаемые, чуваки-музыканты начинающие, лоботрясы, “звёздочки” будущие! Слёзно умоляю вас: не играйте никогда без мониторов! Иначе лажа будет стопроцентная, позорище и дискомфорт!
Для непосвящённых объясню ситуацию. Музыкант, находясь на сцене, не слышит звук, идущий в зал на слушателя. Для того, чтобы этот самый музыкант слышал, что он, собственно говоря, играет, на сцене устанавливаются специальные колонки, предназначенные только для музыкантов и именуемые мониторами. И талантище, взлабывающий на потеху толпе, слышит себя исключительно из этих самых мониторов. А ежели они отсутствуют, то не слышит он ни хрена, кроме отражённого звука, ориентироваться на который просто не имеет права. В таком случае выход один - зажать где-нибудь в тёмном углу человечка, отвечающего за аппарат, и попинать его хорошенько по промежности. А потом плюнуть ему в рыло и отказаться выступать. Потому что, лучше - никак, чем плохо.
Так вот, у нас на концерте мониторов не было. Более того - мы не знали, что они должны быть. Мы понятия зелёного не имели об этом достижении в области вызвучивания концертов. Посему, взяв несколько пробных аккордов, я моментально стреманулся по полной программе. Не слышно ни черта, только какие-то отзвуки долетают до нас после того, как отражаются от противоположной стены зала. Ужас! Многократные попытки как-нибудь исправить положение ни к чему не привели. Против физики, как говорится, не попрёшь!
А тем временем зал наполнялся народом. Людей было до фига, и все они жаждали нашей крови. В переносном смысле, естественно. Я чувствовал стойкое желание слинять под шумок. После неудачного саундчека желания играть не осталось.
Наконец на сцену поднялся ведущий новогоднего вечера. Он длинно трепался о прелестях Нового года, задрал всех в корень своими поздравлениями и, в конце концов, объявил нас.
Мы вылезли на сцену под свистки, хлопки и топанье ног присутствующих особей. Погас свет, забегали лучи прожекторов, а мне в физиономию упёрся золотистый палец “пушки”6. Я почувствовал себя абсолютно беззащитным и каким-то голым, что-ли… Палыч дал вступительную очередь по барабанам и мы начали. Ощущеньице препаршивое! Не так я представлял себе наш дебют. Мы играли откровенную пургу, не слыша себя и не слыша никого и ничего. Народ в зале старался адекватно реагировать, подпевать, пританцовывать. Но не подпевалось и не пританцовывалось. Короче, лажа полная!
Не было никакого погружения в музыку! Было судорожное узнавание знакомых нот во всеобщей белиберде. Не было ощущения неземного восторга! Был стыдобан невыразимый. И ощущение своей полной беспомощности от того, что не можешь послать всё к едрене фене и уйти домой. Приходилось делать хорошую мину при плохой игре. Более-менее прозвучали “ОПУЩЕННЫЕ УШИ”. Из-за того, что в этой песне требовалось изобразить полнейшую отвязную панкуху и абсолютное неумение играть. С этой задачей мы справились на все сто!
Полный провал! Стыдобан! Пепел незбывшейся мечты, дымящиеся головёшки надежд! И я босиком бреду по этому стрёмному пожарищу. Меня утешают, говорят, что для первого раза всё круто. А перед глазами маячат трупики птиц. Тех самых, с нашей афиши. И мне очень больно и обидно. Возможно, завтра мы сможем убедить себя, что всё не так плохо, отыщем песни, сыгранные лучше и хуже. Но первое впечатление будет отзываться саднящей болью, словно порез на сгибе пальца. И почему я тогда не завязал с музыкой? Ведь это судьба давала мне последний шанс, а я так бездарно упустил его. Потом мне часто придётся спрашивать себя, правильно ли я поступил?
Я слез со сцены и стал отбиваться от толпы сочувствующих, которые фальшиво меня уверяли, что в этом что-то есть, что главное - энергетика живого выступления, а не звук… Хотелось послать все к чертям собачьим и напиться вдрабадан. Я спрятал гитару в чехол, переоделся в каптёрке, прилегающей к спортзалу и хмуро пошёл к выходу. Прощаться ни с кем не хотелось. Возле дверей меня ждала Наташа. Чувствуя моё дурное настроение, она не приставала ко мне с разговорами. Мы молча шли по ночному городу. Я задумчиво пыхтел сигаретой и старался придти в себя.
Напоследок я был окончательно добит ещё одним “сюрпризом”. Наташа в пух и прах разбила все мои мечты о совместной встрече Нового года.
- Понимаешь, я с подругами договорилась раньше, чем познакомилась с тобой. Мне очень-очень жаль, но придётся встречать Новый год с ними. Но я буду думать о тебе. - Она виновато посмотрела на меня своими большими глазами.
- Что ж, скушаем и это… - Я обречённо махнул рукой. - Полоса какая-то, что-ли?
ГЛАВА 3
Все вокруг куда-то спешили. Суетились. Наступали друг другу на ноги. Переругивались. Что-то покупали, складывали в сумки, авоськи, кульки, мешки, баулы. Растаскивали по домам ёлки всевозможных мастей и размеров. Звенели бутылками со спиртным, закупаемыми в неимоверных количествах. В общем, царила предновогодняя суета, милая сердцу каждой уважающей себя человекоединицы. Все будут вот так мельтешить до того момента, когда часы пробьют двенадцать раз. Тогда начнётся рюмошная суета - суета, пользующаяся заслуженной любовью в народе. Потом, до наступления утра, процентов восемьдесят мужского населения нашей страны в состоянии алкогольного токсикоза упадут кто куда: кто мордой в салат, кто под стол, кто в объятия захмелевшей жены, кто в сугроб. Идиллия, короче говоря…
Нет связанных новостей.
Загрузка ...