А. Голяк. “Ничего кроме настоящего”. Роман
Опубликовал:- Слыхал, “Липтон Клуб” распался? - вещает Палыч, хрустя огурчиком.
- Слышал, ещё бы! Весь город гудит!
- Чего они не поделили, как ты думаешь?
Я располагаюсь поудобнее и ныряю в пучину сложнейших аналитических умозаключений:
- Понимаешь, у них в команде - все звёзды. Куда ни плюнь - творческие индивидуальности…
- Ну! Чем это плохо?
- Каждый тянет одеяло на себя. У каждого своё собственное мнение, основанное на тараканах, которые водятся в мозгах всякого мало-мальски творческого субьекта…
- Ты хочешь сказать, что все творческие люди - долбоёбы?
- Сам ты долбоёб! - злюсь я. - Не долбоёбы, а люди со специфическим мышлением. Посмотри на Батьковича…
- А что Батькович?
- Ничего. Талантливый чувак с неординарным мышлением, а в башке - птеродактили водятся, не то, что тараканы. Издержки одарённости. Наливай.
Палыч наливает по очередному полтиннику, и мы чокаемся:
- За рок-н-ролл!
Занюхав корочкой хлеба, Палыч погружается в раздумья. Вдруг он спохватывается:
- А я?
- Что - ты?
- А я что - не творческий чувак? У меня же нет тараканов!
Я долго хохочу, хлопая себя по коленям:
- Иди на себя в зеркало посмотри! У тебя тараканы похлеще, чем у Батьковича. Он, по крайней мере, не опасен для окружающих!
- Ни хуя себе! - возмущается Палыч. - А я, значит, опасен?
- А скажи - нет! Кто на Настином дне рождения прохожих пугал?
На праздновании дня рождения нашей общей знакомой Палыч показал себя во всей красе. Он нацепил на себя майорскую форму, оказавшуюся у хозяйки в шкафу. В кителе с погонами и в фуражке, покрывающей пышную шевелюру до плеч, Палыч выглядел, мягко говоря, неожиданно. Сначала он бродил по квартире, пугая гостей, не отличающихся адекватностью восприятия под влиянием наркоты и алкоголя. Потом, заскучав, он вылез через окно на тротуар, выволок вслед за собой полутрезвую барышню и под блюзаки “роллингов”, шпарящие из квартиры, стал танцевать с ней посреди улицы. Через пять минут всё пространство вокруг запрудили зеваки, собравшиеся полюбоваться на майорчика с развевающимися патлами и в шлёпанцах, тискающего томную девулю. Зрелище было поучительным и познавательным.
- Да, - загрустил Палыч, - все мы малость не того.
- Ничего, это возрастное, - успокоил его я.
С увеличением объёма употреблённого спиртного нарушалась связность речи, и голову посещали самые неожиданные идеи, требовавшие немедленной реализации. Мы попели под гитару, посмеялись над фотографиями последней выпечки и открыли следующую бутылку водки. Она стала лишней. Всё вокруг путалось, языки заплетались, изображение окружающих предметов было нечётким и размытым.
Я вспомнил, что нужно покормить кота. Мать для этого оставила ключи бате, но насколько часто он сюда захаживает, я не знал. В холодильнике мы обнаружили здоровенный ком мёрзлой рыбы. По большому счёту, её следовало разморозить и отварить. Но я не стал заниматься такими пустяками. Я достал из загашника топор и принялся старательно отделять кошачью “одноразовую пайку”. Во все стороны полетели осколки льда и рыбьих внутренностей. Поскольку я был более чем нетрезв, руки меня слушались плохо, топор упорно не желал попадать в одно и то же место, и нужный кус не отделялся. Мой собутыльник внимательно следил за моими действиями, подбадривая меня доброжелательными возгласами и сопровождая каждый удар ценными указаниями. За работой мы не заметили, как открылась входная дверь, и на пороге возник мой родитель. Некоторое время он созерцал нашу суету, после чего поздоровался:
- Добрый день, работнички. Бог в помощь!
“Работнички” с недоумением воззрились на вошедшего.
- Батяня! - наконец “прозрел” я.
- Батяня! - эхом повторил Палыч.
- А мы тут кота кормим.
- Я вижу, - сиронизировал отец, - давайте-ка я этим займусь. Думаю, что у меня лучше получится.
Я с радостью передал папаше бразды управления и плюхнулся на стул. Тот положил рыбу размораживаться и окинул взглядом нашу весёлую компанию.
- Выпьешь? - радушно предложил я.
- Выпью. А тебе не влетит за такое празднование?
- Я - свободная личность! - при этих словах я гордо ударил себя кулаком в грудь, - поэтому никто не вправе запретить мне оттягиваться в меру своих возможностей.
- Думаешь, жене приятно встречать дома мужа, пришедшего на четырёх ногах?
- Папаша, хватит демагогии! Давайте выпивать и закусывать, а не обсуждать этих глупостей!
Что было дальше - я почти не помню. Подозреваю, что родитель основной удар принял на себя, тайком оберегая меня от дальнейших возлияний. Когда с водкой было покончено, я засобирался домой, гордо отказавшись от предложения провести меня. В последний момент я вспомнил о свадебных фотографиях, не виденных отцом. Оставив Палыча дремать на стульчике в кухне, мы пошли в комнату посмотреть снимки. Через некоторое время с кухни послышалось сдавленное: “К-к-кися!” и страшнейший грохот, сопровождаемый бессвязными ругательствами. Ворвавшись на кухню, мы обнаружили Палыча лежащим под умывальником в горе опрокинутых кастрюль, сковородок и прочей кухонной хренотени. Рядом стоял кот и, выгибая спину, шипел и фыркал на страдальца. Палыч посмотрел на нас тусклым взглядом и проскрипел:
- Не н-надо, я сам!
После этих слов он по стеночке поднялся, пытаясь принять вертикальное положение, что имело сомнительный результат. Он с ненавистью посмотрел на кота и сказал ему с упрёком:
- Я ж т-тебя, па-адла, погладить х-х-хотел!
Судя по воспоминаниям Палыча, он очнулся от тихой дрёмы на табуретке, увидел перед собой любопытную кошачью морду и решил приласкать животное. Со словами: “К-к-кися!” он протянул руку, потерял равновесие и завалился на столик с посудой.
Батя пообещал посуду собрать сам и выпроводил нас от греха подальше, предложив напоследок всё-таки проводить меня. В ответ он услышал заверения в том, что я трезв, как стекло и в провожатых не нуждаюсь.
Если вы думаете, что после этого мы отправились по домам, то жестоко заблуждаетесь. Мы решили навестить Пашу. Это было большой ошибкой, поскольку Паша спиртного не употреблял, вёл здоровый образ жизни и страшно не любил общаться с выпившим элементом. Можете себе представить, как он обрадовался, когда в его квартире раздался звонок, и нарисовались два пьяных в дымину субьекта.
Что мы там вытворяли - не помню. В памяти гвоздём засел укоризненный взгляд Пашиной матери и сдавленное рычание самого Паши. Кажется, мы устроили там небольшой сабантуй и испортили какую-то сантехнику. Последующие попытки разузнать у Паши, чего мы там творили, ни к чему не привели - он молчал, как партизанка Таня. И неделю после этого с нами не разговаривал.
Моё возвращение в новый дом было торжественным и многозначительным. Поглядеть на меня вышли тесть с тёщей, как ни старалась Наташа поскорей сунуть меня спать, не предъявляя родителям. Я упорно не желал ложиться спать без предварительной беседы с новым комплектом родителей. Я долго излагал им свои взгляды на жизнь, на любовь, на взаимоотношения поколений. В конце концов, я удалился спать со словами:
- Человек - это грязный поток. И нужно быть морем, чтобы принять в себя этот поток.
- И сколько же вы сегодня приняли? - поинтересовался мне в спину тесть.
- Сие тайна великая есть! - важно ответил я и удалился почивать.
Неважное начало совместной жизни с любимой женщиной. Так скажет любой здравомыслящий человек. Так сказала мне и Татка на следующий день. Что я мог ей ответить? Только то, что я больше не буду. Кажется, она мне не поверила.
ГЛАВА 11
По всему городу висят афиши. По радио в полный рост хиляет реклама. У “Клана Тишины” первый серьёзный сольник. Не в маленьком доме культуры, не на квартире, не в школе или в вузе. Нормальный концертный зал Дома офицеров, приличная сцена, комфортная акустика. Заказан серьёзный “аппарат” по полной программе. Хрен знает, сколько света. Приличная реклама. В общем, всё “как книжка пишет”. Конечно, существуют громадные столичные концертные залы, стадионы, “взрослые” концертные площадки, но нам до этого ещё расти. Пока что мы рады тому, что есть.
От Дома офицеров концертом занимается “ответственное лицо” Арон Семёнович Пружинер. О, это примечательная личность! Он важен как пеликан и серьёзен как передовица в центральной газете. Это чистой воды педант, по-военному конкретный и по-еврейски деловитый. Он постоянно находится в движении, он “решает вопросы”, он “утрясает проблемы”. Всё висит на нём. Как только начались переговоры с Домом фицеров, Пружинер огорошил наших спонсоров таким количеством тонкостей и нюансов, что у бедного Валентина волосы дыбом на голове встали. Но Арон Семёнович сразу же мягко “съехал”. Он намекнул, что если мы всё будем делать так, как он, Пружинер, скажет, то всё будет в лучшем виде. Мы, естественно, слушаемся беспрекословно. Человечек развил кипучую деятельность, бешено распространяет билеты, занимается афишами, решает все организационные вопросы.
Нет связанных новостей.
Загрузка ...