А. Голяк. “Ничего кроме настоящего”. Роман
Опубликовал:- “Утки” давай!
“Утки”, так “Утки”. Я снова спел “Уток”. И пошёл в зал. Идти за столик, где меня ждала Марина, не хотелось. Я вышел на улицу в густой осенний туман. С наслаждением втянув в себя сырую прохладу, я закурил. Приятно было вот так стоять, подрагивая, и чувствовать на лице холодные капельки дождя. Осень брала своё.
- Убегаешь? Боишься? - мне на плечо легла узкая ладонь.
Я обернулся и посмотрел Марине в глаза:
- Боюсь. Ни к чему мне эти игры. Найди себе противника поинтересней.
- А-а-а! Понимаю! - она взяла мою руку и постучала ногтем по обручальному кольцу, - мы приверженцы патриархальных семейных радостей.
Я отнял руку и пошёл в зал. Ко мне подбежала дама бальзаковского возраста, увешанная драгоценностями, и зачастила:
- Хороший мой, а спойте что-нибудь лирическое, чтобы за душу брало. Романсик, или что-то в этом роде. А?
- Сделаем, - я взял гитару и направился к сцене.
- Нет, пожалуйста, за наш столик. Так сказать, в узком кругу, - она потянула меня за рукав к столику, откуда призывно скалилась целая кодла расфуфыренных мадамей.
Я покорно расположился возле них, и принялся пронзать их истосковавшиеся по романтике сердца суровыми сердцещипательными романсами. “Девочка из Нагасаки”, “Устал я жить в родном краю”, белогвардейщина разная… Слёзы вперемешку с соплями. Оказалось, это то, что нужно.
Отпустили меня не скоро. Я вдрызг изрезал себе пальцы струнами - инструмент был чужой и непривычный. Когда я, наконец, сбежал от этого дамского кружка и расположился у себя за столом, ко мне снова подсела Марина. Она молча положила передо мной купюру. Я недоумённо воззрился на неё:
- Это ещё что?
- Хочу заказать песню. Спой для меня что-нибудь. Только для меня.
- А если я откажусь?
- Ты не можешь отказаться. Я такой же гость, как и все остальные, и петь для меня - твоя работа.
- Ладно, - я смёл деньги со стола и бросил себе в карман. - Чего хочешь?
- Мне всё равно. Спой то, что тебе самому хочется спеть. Хотелось бы услышать что-нибудь твоё.
- Мои песни не предназначены для исполнения в кабаках.
- Какие мы гордые, - специально, что ли она выводит меня из себя?
- Какие есть.
- Тогда пой, что хочешь.
Я спел ей “Мусорный ветер”14. Просто потому что устал орать и хотелось передышки. Она слушала, положив подбородок на кулаки, и глядела на меня, не отрываясь. Когда я закончил, она поднялась:
- Спасибо, - и ушла.
Я облегчённо вздохнул. Будем надеяться, она оставит меня в покое. Ни к чему мне эти игры в загадки. Тем временем, веселье вступило в решающую фазу. Мне уже не давали передышек, и я пел, и пел, и пел, и пел. Когда руки меня уже не слушались, менеджерица попросила:
- Давай пять самых лучших песен, и на сегодня всё.
О, матка бозка!15 Дай мне дожить до конца этих пяти песен! Я надулся и выдал им эти пять песен. После чего демонстративно зачехлил гитару и уселся отдыхать. Было довольно поздно и нужно было ждать, пока меня отвезут домой. Я потихоньку налегал на всякие вкусности, потягивал коньячок и приходил в себя. Общаться ни с кем не хотелось. Волнами общего оттяга ко мне прибивало каких-то надоедливых баб, виснущих на плечах, пьяных настырных мужиков, желающих потрепаться о музыке… Я старательно отфутболивал их - хотелось отдохнуть. Тяжёлая хрустящая усталость навалилась как-то вдруг. Неожиданно. Срочно нужно было ехать домой. Хватит праздничных фейерверков! Несмотря на внушительный “парнас”, меня тошнило от самого себя. Верх стремлений - просирать себя в кабаках.
Подошла ответственная девица, выплатила мне гонорар и сказала, что машина ждёт меня внизу, возле входа. Я взял гитару, оделся в гардеробе и пошёл к выходу. Возле дверей меня поджидала Марина.
- У тебя есть телефон?
- Нет, - нагло соврал я.
- Не хочешь, значит, чтобы я звонила. А я, ведь, могу у Жени узнать. Но не буду этого делать - не в моих привычках навязываться. Вот номер моего телефона, - она протянула мне листочек из блокнота, - позвонишь, когда захочешь.
- Хорошо, - я сунул бумажку в карман.
- Удачи, музыкант, - она быстро провела ладонью по моей щеке.
- Счастливо, - я повернулся и быстро пошёл к дверям.
Перед тем, как сесть в машину, я вынул из кармана листок с номером телефона, скомкал его и выбросил. Потом я закинул гитару в салон и плюхнулся на заднее сиденье. Машина тронулась, а я уголком глаза заметил, что в дверях стоит Марина и наблюдает за мной. Но меня это не волновало - я просто хотел поскорей попасть домой.
Потом мне не раз приходилось зарабатывать деньги таким макаром и я перестал стыдиться этого. Я стал относиться к такой работе проще - как к работе грузчика, например. Но этот первый опыт мне почему-то запомнился, и я вспоминаю о нём всякий раз, когда встают в памяти времена ломки больших надежд и знакомства с реальной жизнью.
ГЛАВА 12
Время катилось старым потрескавшимся раздолбанным колесом. Я как-то потерялся в своих лабиринтах и на действительность реагировал слабо. После того, как произошёл перелом в репетициях с Васылём и наши упорные “искания” стали давать первые результаты, я ожил. С наркотиками и алкоголем было покончено - я не собирался себя хоронить после того, как нашёл выход из вонючего тупика, в котором прозябал столько времени. В меня будто влили новую кровь. Я чувствовал, как она шурует по моим венам, гонит в мозг новые задумки, новые образы, новую энергетику. Я снова стал дышать. Я стал по-другому ощущать время.
Это было время мистики, время ощущений, найденных наощупь, время заклинаний произнесённых вслух. Мы пытались добиться того, чего добивались шаманы - методом иррациональных воздействий, найденных эмпирически, ввести человека в транс, провести его по тропинкам подсознания, расщепить его воображение. В нашем случае слушатель становился необходимым звеном энергетической цепи, воссоздающей требуемый атмосферик. Это было время поиска и экспериментов.
Васыль отбросил свои консерваторские заморочки и с головой окунулся в наши экзерсисы. Оказалось, что он обладает тонкой чуйкой, мощной подачей и неисчерпаемыми запасами энтузиазма. Он умел заставить свою виолончель рассказать то, что требовалось. И в её рассказах слышались и ведьмины рыдания, и змеиные шёпоты, и рёв водопадов, и лирика сумерек… Там было всё.
А потом нашёлся Димка. Именно нашёлся, материализовался из толп пипла, шляющегося по “подземке”. Я привёл его на репетицию и предложил попробовать себя в качестве гитариста. Играл он довольно коряво, но в тему въехал моментально. Его своеобразная манера была спрятана именно в его корявости, в его непрофессионализме. Мы услышали его в нашей музыке и сказали хором: “Это самое ТО!”
И теперь уже три фанатика вылавливали по крупицам то, что удавалось расслышать в хаосе музыкальных нагромождений. Было много работы, много ссор, много всего. Мы притирались друг к другу, учились сосуществовать в цепкой паутине созданных нами же музыкальных образов. Ежедневные изматывающие репетиции с утра до вечера, радости находок, депрессняки разочарований - мы прошли через всё это.
Позже Васыль привёл Божену. В наш круг вошла молоденькая девушка, не отличающаяся, на первый взгляд, ничем от тех барышень, которых каждый день встречаешь на улице. Но только на первый взгляд.
Дело в том, что Божена сама по себе была звездой. С детства оттачивавшая мастерство игры на деревянных духовых инструментах, она каталась по всему миру с концертами, и я до сих пор не знаю, чем могла её заинтересовать наша тусовка. Мы были чрезвычайно далеки от строгой атмосферы академической музыки, соприкасаясь с ней сугубо формально. Но факт остаётся фактом - Божена стала с нами работать. Она принесла в наши изыски женственную утончённость, лёгкий налёт печали, мягкую лирику.
Теперь на репетициях было очень оживлённо. Васыль с Боженой сражались, отвоёвывая для себя музыкальное пространство и подтрунивая над партиями друг друга. После долгих споров, подначек и полусерьёзных наездов они умудрялись так согласовать свои линии, что у меня просто слюнки текли. Мы же с Димкой “рвали тельняшки” в поисках гитарных фишек и достойного обрамления находок наших академистов. В общем, скучать было некогда.
В такой напряжёнке промелькнул год. Васыль стал всё чаще заикаться, что пора выходить из подполья. Я же, помня своё последнее выступление на “Червоной Руте” с сырым проектом, яростно противился преждевременной засветке. На мой взгляд, требовалась ритм-секция, без которой мы звучали недостаточно выразительно. Закончилось всё это ультиматумом.
- Чуваки! Так существовать дальше нельзя! Нефиг прятаться в подвале и тихонько плесневеть! Нужно идти в народ!
Так начал Васыль своё выступление на одной из репетиций. Дальше он выразился в таком духе, что есть один интересный фестиваль, и если мы в нём не примем участия, то он, Васыль, умывает руки и посылает нас всех в одно известное место. Нет смысла играть для самих себя - каждый мало-мальски нормальный музыкант заинтересован в аудитории, которая будет слушать его музыку.
Нет связанных новостей.
Загрузка ...