А. Голяк. “Удовлетворение”. Роман

Пепел озадаченно посмотрел на неё:
- Это можно расценивать как признание?
- А расценивай, как хочешь, - Татьяна выдохнула дым и проводила глазами удаляющееся туманное колечко. - Мне всё равно. Главное - что ты со мной, а на остальное наплевать. Не хочу строить планы, прикидывать, что будет завтра-послезавтра. Я ловлю момент. Бросишь меня - чёрт с тобой, буду мучаться, наверное, страдать… А может, и сама тебя брошу, если станет плохо… Не знаю и не хочу знать… Не хочу забивать голову всякой ерундой и портить всё, что имею сегодня. Да не парься, Лёш… Зачем усложнять и без того сложное? - она раздавила окурок в пепельнице. - Я в душ.
Пепел повесил рубашку на плечики в шкафу, швырнул джинсы на стул и развалился на кровати.
После своего возвращения из Стокгольма Татьяна частенько ставила его в тупик своим поведением. С одной стороны, она простила ему эпизод с Дашей. Просто сделала вид, что забыла об этом, ни разу не упрекнув, не напомнив… Относилась к Пеплу ещё нежнее, чем раньше, постоянно подчёркивая, как много он значит для неё. С другой стороны, при любом удобном случае давала понять, что никто никаких долгосрочных договоров не заключал и каждый волен в своих поступках и привязанностях…
Пепел считал, что достаточно хорошо знает женщин. Почти все, с кем намечалось что-то более-менее постоянное, старались привязать его к себе, опутать множеством обещаний и обязательств, свить уютное гнёздышко, где нужно жить долго и счастливо, после чего - умереть в один день… Всё хорошее оказывалось погребённым под горой ответственности, которую на него налагали, и требований, которые к нему предъявлялись гласно или негласно. Он всё чаще обнаруживал себя безуспешно роющимся в куче всего этого хлама и выискивающим причину, ради которой всё это затевалось. Обычно на этом и ставилась точка.
С Татьяной он не чувствовал себя связанным. Никто не выдвигал никаких условий, не оглашал ему список пунктов, по которым он обязан осчастливить… Никто не смотрел на него несчастными глазами, молчаливо упрекая в недостаточном проявлении внимания и заботы. Никто не заставлял почувствовать себя виноватым… Татьяна держалась с ним на равных, ничем не сковывая и ничего не требуя. Они отдавали друг другу ровно столько, сколько хотелось дать, и никто не чувствовал себя обделённым. Ведь насколько проще живётся, когда понимаешь, что можно привести верблюда к воде, но нельзя заставить его пить. И ведёшь себя соответственно…
- Не спи, философ! - в дверях появилась Татьяна. - Душ свободен, а на обратном пути захвати, пожалуйста, штопор - я спёрла у Владыкина совершенно роскошное вино. Так что мы сможем вознаградить себя за скучный вечер, - она присела возле Пепла.
- Перенимаешь у музыкантов дурные привычки? - он засмеялся и притянул её к себе, с наслаждением вдыхая запах её влажной кожи. - Ох, чувствую - испортил я примерную девочку. Раньше была отличница, воспитанная пионерка, хорошие манеры, гольфики до коленок, каждое утро зарядка, - он отвернул воротник пеньюара и легонько коснулся губами ложбинки между её грудей… - А что теперь?
- А теперь она якшается с хулиганами, не затыкает уши, когда слышит нецензурщину, и, что самое ужасное, ворует вино с вечеринок, - Татьяна тихо и воркующе рассмеялась.
- Нет, самое ужасное, что она испытывает явное удовольствие, падая в бездну порока, - Пепел поднялся с кровати и поцеловал её в волосы. - Я быстренько, звезда моя. Не скучай здесь. Я вернусь чистым. И со штопором.
- Жду тебя чистым обладателем штопора, мой рыцарь!
Пепел расхохотался и исчез за дверью.
- Вот так обрастаешь понемногу семейными привычками, - размышлял он, подставляясь под горячие водяные струи. - Совместные выходы в свет, вечерний душ, халат на стульчике возле кровати… Я воспринимаю, как само собой разумеющееся, что мы после вечеринки едем к Татьяне и ложимся в одну постель, как примерные супруги. И, самое удивительное, мне это всё нравится - некое подобие душевного покоя. Или я объелся этими одноразовыми девочками вперемешку с приступами одиночества и ночного пьянства? Может, старею? Да ладно, ну его к чёрту - не хватало ещё ломать над этим голову. Просто нужно избавляться от этой паранойи. Хорошо - значит хорошо. И все теории - в сортир.
Он с наслаждением вытерся громадным махровым полотенцем, завернулся в недавно подаренный Татьяной купальный халат и отправился искать штопор.

МНОГОТОЧИЯ…
… Мне всегда недоставало покоя. Как-то получалось с самого детства, что я существовал в постоянном напряжении - до хруста зубов, до изломанных ногтей, до визга крови в висках. И мне всегда мечталось, что я вырасту и всё будет по-другому.
Абстрактно лет в 15 мою мечту можно было представить в виде маленького городка с мощёными улицами. Где не ходят толпами и не кричат лозунгов. Где каждый занят воспитанием в первую очередь себя, но не других. Где каждый ответственен за то, какой он есть… Перед собой, в первую очередь… Где неизвестны амбиции… Любые - государственные, личные, клановые…
Мне представлялись поэты в маленьких уютных кофейнях… Слышались блюзы из ночных кабачков… А боги ловили рыбу, свесив босые ноги с городского моста и позабыв о своих божественных распрях.
Я не люблю, когда говорят громко. Я не люблю, когда оперируют обобщёнными понятиями. Я не люблю, когда обращаются к толпе, а не к каждому в отдельности. Я не люблю пафос, так же как и не люблю цинизм.
Я всегда стремился к душевному покою. И всегда его было у меня катастрофически мало…

ГЛАВА 7

Current music: MOTORHEAD “Terminal Show”
Резко затрезвонил будильник мобилки, раздирая в клочья плотный коленкор утреннего сна. Пэм судорожно вздохнула и с трудом оторвала голову от подушки. Вернее, от того, что эту подушку заменяло, то есть от острого угла скамеечки для обувания. Сверхъестественным усилием удерживая веки в открытом состоянии, она обозрела себя и окрестности, в результате чего определила, что лежит на полу. Половина тела находилась в ванной, а половина - в прихожей. Пэм озадаченно потёрла рукой онемевшую щёку, и там совершенно логично обнаружился рубец от долгого лежания на перевёрнутой боком скамеечке.

Это также интересно:

1. А. Голяк. “Ничего кроме настоящего”. Роман