А. Голяк. “Удовлетворение”. Роман

- Сравнил! - он фыркнул. - Мой бывший был форменный мудак. Бухгалтер из американского Санкт-Петербурга. Пресный сухарь. В нарукавниках… А по ночам дрочил на детское порно. В общем, тот ещё типок. Я его терпеть не мог. Зато уж тебя я выбирал себе по вкусу.
- А откуда ты знал, кем я стану?
- В Книгах Судьбы всё записано, чувак, - он поучительно поднял кверху немытый указательный палец с обкусанным ногтем. - Ты мог стать только тем, что ты есть сейчас. Или совковым атташе в африканской глубинке. Я, честно говоря, сильно перетрухал, когда ты во французскую спецшколу пошёл учиться. Пришлось замутить в стране перестройку, чтоб уж наверняка спасти тебя от дипломатического намордника.
Я от такого обращения с моей судьбой малость прифигел, но виду не подал.
- А что, классно получилось, - он самодовольно хрюкнул и разлил коньяк по бокалам. - Ну, поехали, чувак! С наступающим! Говорят, вперёд нельзя. Но мне можно. Главное - не становись мудаком. А остальное всё будет - поверь мне.
И он залпом махнул свой бокал до дна, нарушая все традиции коньякораспития.

Вопрос из зала: И закусил огурцом? Это был бы ваще вышак - огурцом!
Ответ: Не поверишь - но, действительно, огурцом. Он приволок целый пакет с огурцами и оставил мне здоровенное пятно рассола на светлом ковре.
Вопрос из зала: И после этого побежал по потолку?
Ответ: Да нет… Долго сидел, трепался на разные философские темы. Уселся, свинья, на мой любимый винил Хоулина Вульфа… Долго извинялся. А потом попрощался и грузно вылетел в окно. Я стоял и наблюдал, как он на бреющем полёте идёт над городскими крышами. Он перебрал коньяку и постоянно заваливался на правое крыло…

ГЛАВА 8

Current music: Sting “English Man In New York”
Утро на цыпочках прокрадывается в твою спальню. Вот оно стоит у изголовья, легонько касается твоих волос, касается молча, без единого словечка. Ты просыпаешься медленно, лениво, будто выходишь из тёплого озера. Раздвигаешь руками волны и чувствуешь, как идут круги по поверхности воды. Просыпаешься… Долго лежишь, не открывая глаз, чувствуя на щеке ласковый солнечный лучик - он контрабандистом пробрался сквозь брешь в неплотно задвинутых шторах.
Лежишь, чувствуя тяжесть его руки - он рядом и в то же время за тридевять земель. Он ещё и не думает просыпаться. Чувствуешь его руку на груди. Чувствуешь радость от того, что чувствуешь его руку. Чувствуешь радость от того, что чувствуешь…
Наконец-то решаешься открыть глаза. Сначала понарошку, потом тайком. Прижмуриваешься, впуская под ресницы новый день. Улыбаешься. Ещё улыбаешься. Ещё и ещё… Утро улыбок. Да, с тобой такое стало часто случаться.
Ты садишься и с наслаждением потягиваешься. Осторожно, не делая резких движений - пусть он ещё поспит. Легонько целуешь его в спутанные волосы. Шутливо про себя ругаешь лентяем. И улыбаешься… Утро улыбок…
Спускаешь ноги с кровати и касаешься ступнями прохладного пола. Босо шлёпаешь к окну. Выглядываешь из-за шторы - белым бело. Снег и солнце. Твоё любимое сочетание… Бросаешь взгляд на постель - он не любит снег. Он вообще не любит всё, что связано с зимой. Улыбаешься. И ещё улыбаешься. Утро улыбок - счастливое утро.
Ты отпустила домработницу - она теперь приходит по твоему звонку. Пойдёшь на кухню, откроешь в шкафчике вторую дверцу справа. Поднимешься на цыпочки и достанешь волшебную баночку. Повернёшь крышку, сунешь туда свой смеющийся нос. Вдохнёшь. Аромат на мгновение сведёт тебя с ума. Лишь на мгновение. Потом останется приятная лёгкость. Ты улыбнёшься. Это же утро улыбок…
Тебе захотелось сварить для него кофе. Сложный ритуал, плавность движений. Сыплется коричневый аромат, сыплется… Недосказанность корицы, белая угловатость сахара… Утреннее вуду влюблённой женщины. Несколько ласковых слов шёпотом. Горьковатая томность первого обжигающего глотка - это уже и его утро улыбок…
- Чувствую себя каким-то сибаритом из девятнадцатого века, - Пепел полюбовался на своё отражение в зеркале. - Этот буржуйский халат, шлёпанцы как у Хоттабыча… - он рассмеялся.
- Ну, родной, ты определись - сибариты из девятнадцатого века вряд ли могли носить шлёпанцы Хоттабыча, - Татьяна шлёпнула его полотенцем по спине.
- Будем считать, что я - эксцентрический сибарит. Сейчас только малость подправим мой внешний облик.
- Не нужно натягивать на голову мои колготки - ты и без этого выглядишь достаточно эксцентрично. А без халата - вообще отпад… Татуировки особенно… И к сибаритству, я заметила, у тебя врождённые способности.
- Может, гены? Вдруг у меня прапрадедшка был помещиком и угнетал крепостных крестьян? А в своих деревнях устроил модель, скажем, древнего Египта? - предположил Пепел, поправив на голове колготки и пробуя завязать их узлом на подбородке. - Ну, как?
- Замечательно! Тебе так нужно сфотографироваться и пустить снимок в массы. То-то поклонницы порадуются на своего кумира.
- Ага, - подхватил Пепел, - давай ещё поговорим об имидже, услугах стилистов и о пиаре.
- Я не против, дорогой. Только мне нужно ехать на работу. А перед этим было бы неплохо позавтракать.
- Тогда я угощу тебя своей фирменной яичницей в награду за волшебную ночь и за утренний кофе в постели! Айда в кухню!
Пока Пепел колдовал со сковородкой и ингредиентами для завтрака, Татьяна включила радио.
- Тань, переключи на “Хит FM”. Пэм хвасталась, что сегодня в “Завтраке” будет Лещинский. Интересно послушать, как она будет его потрошить.
- А кто такой этот Лещинский? - Татьяна завертела ручку настройки приёмника.
- О! Это совершенно отпадная личность! Классный джазовый гитарист из Кракова. У него постоянно новые проекты. И все, как один, очень интересные. Он опупенно профессиональный и креативный чувак. И, что очень впечатляет, никогда не грешит самоповторами.
- Интересно… Я о нём никогда не слышала… О, вроде нашла… - она сделала громче.
- … Вы можете звонить в студию и задавать любые вопросы, которые вас интересуют, - бодро защебетала из динамиков Пэм.

Это также интересно:

1. А. Голяк. “Ничего кроме настоящего”. Роман