Яндекс                     ПОИСК ПО САЙТУ                     Google

А - А

К оглавлению

Андреев

АндреевАНДРЕЕВ Леонид Николаевич [1871–1919] — беллетрист и драматург. Происходил из полуинтеллигентной чиновничьей семьи, учился в Московском университете. Окончил юридический факультет. Молодые годы провел в крайне тяжелых материальных условиях, усугубленных тяжелой наследственностью — алкоголизмом. В 1890 занимался адвокатской практикой и сотрудничал в различных московских газетах (судебный репортаж, фельетоны). Первые рассказы: "Он, она и водка", 1895 ("Орловский вестник"), "Бергамот и Гараська", 1898 ("Курьер"). Впервые внимание к А. привлек рассказ — "Жили-были" в журнале "Жизнь" [1901]. В этом же году вышла первая книга рассказов А., к-рая вызвала ряд критических статей о нем; особенно много внимания к А. привлекают рассказы — "Мысль" и "Призраки" [1902]. В 1905 А. предоставил свою квартиру для заседания ЦК РСДРП, в связи с чем подвергся некоторым репрессиям со стороны правительства. В годы реакции он становится во главе сборников "Шиповник" (см.), объединяющих реалистов-общественников из "Знания" (см.), символистов-индивидуалистов из "Весов" (см.) и др.
Во время войны 1914–1918 А. принимал ближайшее участие в редактировании издававшейся на средства торгово-промышленных организаций газеты "Русская воля", игравшей особо реакционную роль в период между Февралем и Октябрем 1917. Умер в 1919 в Финляндии непримиримым врагом советской власти.
А. — типичнейший выразитель настроений мелкобуржуазной интеллигенции XX в., неохотно и со страхом превращавшейся, в связи с капитализацией России, из "критически мыслящих личностей" в послушных "специалистов" на службе у буржуазии и дворянско-буржуазного государства. Интеллигенция эта однако была неспособна примкнуть к движению подлинно революционных классов. А. был необыкновенно популярен в предреволюционной читательской среде, особенно в эпоху после разгрома революции 1905 и отхода от революционного движения интеллигентов-"попутчиков".
Односторонность и некритичность вульгарно-скептического ума, смелость фантазии, схематизм мышления и воображения — все это сделало А. писателем поверхностным, но "острым", идейно-упрощенным, но увлекательным и доступным. Такой именно писатель и нужен был средним слоям превращавшейся в обывателей интеллигенции, к-рая изжила общественнический позитивизм и демократизм эпохи "героических разночинцев" в скепсисе и индивидуализме и к-рая жаждала "абсолютной" свободы и "полного" счастья. Этим настроениям отвечали такие произведения А. как "Елеазар" [1907], доказывающий, что нельзя жить под угрозой неизбежной смерти, "Проклятие зверя" [1908], отвергающее "безличную" цивилизацию большого города, "Мои записки" [1908], объявляющие весь мир тюрьмой, "Жизнь человека" [1907], схематически изображающая бессмысленную жизнь человека вообще, типичную судьбу интеллигента в буржуазном обществе, "индивидуалиста, нынешнего среднего человека, хорошего, но все-таки обывателя, мещанина" (Луначарский).
Среда, художником к-рой был А., не верила в буржуазные самооправдания и утешения для масс: идеалистическую философию, мистику, учение о примате красоты, либеральные доктрины. Но и принять мировоззрение пролетариата эта среда также не могла. "Бунт" ее был бунтом "внутренним", при пассивном подчинении жизни на деле. Она недостаточно задумывалась над философскими и социальными доктринами, отвергала их с легкомысленным скептицизмом, обоснованным поверхностным рационализмом и максималистскими этическими требованиями немедленного счастья для неотказавшегося от себя, одинокого, промежуточного мелкобуржуазного "человека". Для этой интеллигенции нужен был А., вульгаризировавший марксизм ("Царь-голод"), анархизм ("Савва"), христианство ("Иуда", "Жизнь Василия Фивейского"), отвергавший одно за другим все действительные и мнимые пути выхода из социального тупика, мало вдумываясь в их сущность. Для этой среды нужен был именно стиль А. со всеми его недостатками. Риторика адвоката, слегка начитанного в Библии, любящего антитезы, кричащие сравнения, торжественную инверсию, парадоксы; стилизация бредовых выкриков импрессионизма, ослабленных безвкусием лит-ых штампов; замена психологического проникновения олицетворением своих домыслов о схематизированных подсознательных переживаниях потрясенного человека; слишком часто наивный и прямолинейный аллегоризм вместо сложной символики; частая замена "криком" приемов заражения своим настроением ("он пугает, а мне не страшно", сказал Л. Толстой об А.) — такова манера письма А. Она вызывала презрительные насмешки утонченных эстетов символистов (Мережковский — "В обезьяньих лапах", Белый — об "Анатэме" в "Арабесках"). В вульгаризации сложных социальных и философских проблем упрекали А. и марксисты. Но А. был популярен в широкой читательской среде и особенно среди молодежи эпохи реакции. Поэтому Мережковский призывал серьезно отнестись к этому столь популярному и влиятельному "варвару", а Луначарский посвятил А. лучшие из своих ранних философски-критических статей. А., упрощавший и заострявший глубокую диалектику и софистику Достоевского, подходил часто к философским и социальным проблемам с неожиданной стороны и ставил вопросы весьма важные для индивидуалистически-обывательского мышления, на к-рые приходилось давать в ту эпоху пространные и обоснованные ответы. Объективно А. при всей своей субъективной антибуржуазности играл роль могильщика революционных порывов интеллигенции, убеждая ее, что не стоит бороться, верить, любить — нужно либо умереть, либо спокойно существовать в столыпинской России. Развенчанием всякой общественной активности А., не менее чем Струве, с его призывом стать мудрыми мещанами, и другие участники "Вех", — помог укреплению третьеиюньского режима.
Первые произведения А. — небольшие реалистические, густо насыщенные психологизмом рассказы, воспринимавшиеся (Мережковский — о рассказе "Жили-были") как хорошее усвоение традиции аналогичных повестей Чехова и Горького. Рассказы эти были окрашены несколько сентиментальным гуманизмом, желанием найти "человеческое" в самой "зверской натуре". Но уже "Большой шлем" [1899] и "Жили-были" омрачены подчеркнутой угрозой нависающей над героями смерти. Наконец "Стена" [1904] уже совершенно в духе будущего А. Это — импрессионистическая лирика и риторика о роковой, несокрушимой стене, перед к-рой бьется и погибает толпа уродов, безумцев, отчаявшихся, символизирующая человечество. К 1902 относятся нашумевшие рассказы "Бездна" и "В тумане", в которых проводится идея о власти над человеком зверя, часто пробуждаемого половым инстинктом и заставляющего хороших юношей насиловать и убивать. В том же году появляется "Мысль" — одно из значительнейших и наиболее пессимистических произведений А. на тему о ненадежности мысли, разума как орудий достижения человеком своих целей, о возможности "измены" и "бунта" мысли против ее обладателя. Через семь лет А. в "Черных масках" еще резче ставит этот вопрос о зыбкости сознания, о черной ночи безумия, осаждающей мозг, о возможности того, что человек, неожиданно и против воли, вместо гимна "духу святому" запоет гимн "сатане" и тогда лишь безумие будет спасением для него от одевших маски и проникших в его душу подлых желаний и лживых мыслей. В 1903 А. делает свою первую, довольно еще наивную, вылазку против религии, против веры, "двигающей горами", против бога, отказывающего в чуде загнанному, как древний Иов, отчаявшемуся человеку ("Жизнь Василия Фивейского"). На войну А. отзывается рассказом "Красный смех" [1904], рисующим ужасы кровопролитных боев, гибели тысяч людей, всеобщего одичания, преломленные сквозь психику сходящего с ума человека, начинающего в своей обостренной чуткости воспринимать всю жизнь современного человечества как "безумие и ужас".
С 1906 большое место в творчестве А. начинает занимать тема революции. Революцию А. понимает преимущественно как попытку разрешения моральных проблем и как игру темных сил рока и подсознательных влечений массовой психики, — игру, в к-рой лучшие устремления людей неизбежно проигрывают. Так повесть о расстрелявшем толпу рабочих генерале ("Губернатор", 1906) дает преимущественно переживания генерала, понявшего, что его неизбежно убьют по древнему закону "кровь за кровь". К проблеме торжества воли и разума над пошлостью и властью слепых сил природы сводит А. в драме "К звездам" [1906] уход астронома из жизни в науку и индивидуалистический революционный "подвиг". Впрочем в драме "К звездам" есть проблески и более правильного понимания идеологии революции. "Так было" [1906] и "Царь-голод" [1908] доказывают, извращая причины и смысл революций, бесплодие политической революции (убивши тирана, народ, из рабского страха перед тираном, создает новую тиранию революционного террора) и безнадежность революции социальной (голод поднимает "голодных" на бунт, но он же предает их снова кровожадной и подло-лицемерной буржуазии). "Тьма" [1907] доводит до конца понимание революционной работы как проблемы личного мужества и святости и критику революции с точки зрения максималистских этических требований немедленного спасения каждой личности. Герой этой повести, — справедливо воспринятой критикой как призыв к отказу от революционной деятельности, — убедившись, что нельзя сразу спасти всех павших и что стыдно быть "святым", когда есть "грешные", отказывается от совершения террористического акта и остается погибать в публичном доме. Также в плане индивидуальной честности, мужества, проблемы личного бессмертия и искупления своих и чужих грехов трактует революцию одна из наиболее сильных реалистических повестей А. — "Рассказ о семи повешенных" [1908] и единственный роман А. — "Сашка Жегулев" [1911]; "Савва" [1907] вскрывает косность человечества, которого никаким огнем взрывов и призывов к бунту не заставишь отказаться от старых, гнусных "святынь", хотя бы и разоблаченных весьма наглядно. В эти же годы А. пишет ряд драм и повестей, посвященных опровержению всего, на что надеются и во что верят люди: "Иуду Искариота" [1907], инвективу против веры в чудесную силу любви к людям и в конечное торжество добра в человеческой душе; "Анатэму" [1909], драму, осмеивающую идею, что добро рождает добро и что можно облегчить страдания людей, хотя бы частично; "Океан", где утверждается, что даже разрыв с обществом не спасает человека от власти лживой и пошлой обывательщины, если "герой" хоть немного поддастся любви и жалости к людям. Полуреалистические и вполне реалистические драмы [1910–1913] — "Анфиса", "Профессор Сторицын", "Екатерина Ивановна", — окрашены в те же тона: торжества в жизни злого, темного и мелкого над "высоким", "добрым", "чистым". Характерно, что мотивы действий героев последних драм Андреева — преимущественно обывательские переживания (ревность, семейные дрязги), а сами герои оказываются интеллигентными обывателями или представителями наиболее легкомысленной, пустой и праздной части студенческой молодежи ("Дни нашей жизни", 1909, "Gaudeamus", 1910). Герои — ученые, философы, политики даны главным образом внешне, без проникновения в их основные интересы и переживания. В эпоху войны 1914–1918 А. увлекся шовинистическими настроениями и написал ура-империалистическую антинемецкую драму "Король, закон и свобода", посвященную бельгийскому королю, Альберту. После революции А. опубликовал пессимистические "Записки Сатаны", а одним из последних произведений этого писателя перерождающейся интеллигенции XX в. был "SOS" (сигнал крайнего бедствия и призыв о помощи в морском обиходе) — призыв к "культурным нациям" спасти Россию от пролетарской диктатуры.

 Библиография:  I. Собр. сочин. (изд-во "Просвещение"), СПБ., 1910–1916 (с XIV т. — в издании книгоизд-ва писателей); Собр. сочин, (изд-во Маркса), СПБ; Дневник Сатаны (изд-во "Библион"), Гельсингфорс, 1921. Автобиографические сведения: в VI кн. "Русск. лит. XX в.", под ред. С. А. Венгерова, М., 1914–1918.
II. Чуковский К., Л. А. большой и маленький, СПБ., 1903; Фриче В., Л. А., М., 1909; Коган П. С., Очерки по истории новейш. руск. лит-ры, т. III, вып. II, А., М., 1910; Мережковский, В обезьяньих лапах. Собр. соч. (изд-во Вольф), т. XII, СПБ., 1911–1913; Львов-Рогачевский В., Две правды, Книга об Л. А., СПБ., 1914; Рейснер М., Пролетариат и мещанство (О Горьком и А.), П., 1917; Иванов-Разумник, Творчество и критика, П., 1922; Книга об Л. А. (Воспоминания), Берлин, 1922; Воровский В., Лит-ые очерки, М., 1923; Луначарский, Предисловие к "Избранным рассказам" А., М., 1926; Воровский В., Русская интеллигенция и рус. лит-ра, Харьков, 1923; Горнфельд А., Боевые отклики на мирные темы, Л., 1924; Фатов Н., Молодые годы Л. А., М,, 1924; Луначарский А. В., Критические этюды ("Русская лит-ра"), Л., 1925; Троцкий Л. Д., Собр. сочин., т. XX, М. — Л., 1926; Горбачев Г., Капитализм и рус. лит-ра, Л., 1928.
Г. Горбачев

Другие люди и понятия:

Андрееви

АндреевиАНДРЕЕВИЧ [1866–1905] — псевдоним Евгения Андреевича Соловьева — критика и историка лит-ры (другие псевдонимы: Скриба, В. Смирнов, Мирский). Написал ряд очерков о Карамзине, Сенковском, Достоевском,… Полная информация

Андреевский

АндреевскийАНДРЕЕВСКИЙ Сергей Аркадьевич [1847–1918] — известный криминалист, а с 80-х гг. и писатель, выступивший как поэт-лирик и критик-эстет. Лирика А. чрезвычайно однообразна. Ее основные мотивы —… Полная информация

Анекдот

АнекдотАНЕКДОТ. В переводе с греческого слово "А." обозначает "неизданное" и у древних служило для обозначения произведений, не получивших огласки. Позднее (как напр. у византийского историка… Полная информация