К - Л

Лафарг

ЛАФАРГ Поль [1842—1911] — теоретик и практик марксизма, один из основателей и вождей французской социалистической партии. Р. в Сант-Яго на о-ве Куба. По окончании средней школы в Бордо поступил на медицинский факультет в Париже. За участие в международном студенческом конгрессе в Льеже [1865] исключается из университета и эмигрирует в Лондон, где знакомится с Марксом, пересматривает свои прудонистско-бланкистские позиции и углубляется в изучение марксизма. В 1869 Л., возвратившись во Францию, основывает в Бордо секцию Интернационала. После неудачной попытки поднять в Бордоском округе восстание для поддержки Парижской Коммуны 1871 Л. бежит в Испанию, принимает деятельное участие в работе испанской секции Интернационала. В качестве представителя последней он присутствует на Гаагском конгрессе, где выступает против бакунистов. В 1880 получает возможность вернуться во Францию. Вместе с Ж. Гэдом возглавляет основанную в 1879 французскую социалистическую рабочую партию, усиливает свою публицистическую и пропагандистскую деятельность, несколько раз привлекается к судебной ответственности и подвергается тюремному заключению. 90-е и 900-е годы знаменуются усиленной работой Л. во французской, немецкой и отчасти русской социалистической печати и борьбой с оппортунистами и ренегатами.
Замечательна смерть Л.: почувствовав приближение старости и истощение сил, лишающее возможности продуктивно работать и бороться за дело пролетариата, Поль Л. и его жена и соратница Лаура Маркс по намеченному заранее плану кончают жизнь самоубийством.
Наряду с активной революционной деятельностью Л. не только популяризирует, но и конкретно применяет учение диалектического материализма, обосновывая его в специальных исследованиях.
В области общей теории Л. себя мало проявил; его философская концепция страдает рядом недостатков, свидетельствующих о том, что в вопросах гносеологии и исторического материализма он часто соскальзывал с позиций марксизма на позиции эволюционизма и механицизма. Лафарг — талантливый исследователь в области истории первобытной культуры, истории религии, мифологии, фольклористики, языкознания и литературы, где на новом материале он дал материалистическое объяснение ряда явлений бытия и сознания. Именно этим и ценны для нас работы Лафарга. Однако недостатки философской концепции Л. не могли не отразиться в его исследовательской практике, в ряде случаев снижая исключительную ценность его работ в целом. Все это полностью относится и к его работам о языке и литературе.
В своих исследованиях о первобытной культуре Л. придает лингвистическому анализу огромное значение. Используя яз. как средство для изучения истории производительных сил и производственных отношений, Л. одновременно материалистически обосновал явления яз. от его простейших форм до образования абстрактных слов-понятий. Исходя из своих изысканий, Л. еще в 80-х и 90-х гг. XIX в. объявляет войну представителям буржуазного языковедения, ищущим единого языкового Адама, тем индоевропеистам, "для к-рых санскрит — это „Сезам откройся“ ко всему необъяснимому" и к-рые игнорируют факторы экономического развития. Единому праязыку и идеалистическому объяснению идентичности развития яз. у различных народов Л. противопоставляет единый экономический фактор возникновения яз., а идентичность стадий развития яз. у различных народов объясняет идентичностью их хозяйственного развития, вынудившего их "прибегнуть к одинаковому способу производства". Это утверждение относится всецело и к области мифологии, где Лафарг опровергает арийское происхождение ряда мифов, в том числе и мифа о Прометее, который объясняется им как отображение эпохи борьбы матриархата и патриархата, развала последнего и образования семьи, состоящей из одного хозяйства. С теми же индо-европейскими тенденциями Лафарг борется также и в области фольклористики.
Литературно-критическое наследие Л. по объему своему невелико. О лит-ре и яз. он писал гл. обр. в течение одного лишь десятилетия. Выступив на лит-ую арену в середине 80-х гг., когда в сознании современников еще живы были проповеди парнасцев о высоком назначении и надклассовом бесстрастии художника, Л. стремился доказать, что поэт сознательно, или сам того не сознавая, отражает и выражает идеологию и эстетические вкусы своего класса. В связи с этим он говорит, что "историческая критика не считает своей задачей прославлять или осуждать писателей", что она "старается понять все", учитывая при этом, что всякий писатель является представителем и идеологом своего класса.
В суждениях Л. о социальной обусловленности лит-ры и писателя чувствуется влияние франц. представителей "теории среды". Сам Л. с восхищением отзывается о работах м-м де Сталь. Несмотря на резко отрицательное в общем отношение Л. к Тэну, практически многие положения последнего также близки ему. Но взамен абстрактного идеалистического социологизма историко-культурной школы Лафарг в своем анализе социальной обусловленности литературы и творчества отдельных писателей видит за социальной средой, рассматриваемой теоретиками-идеалистами как самоопределяющаяся субстанция, определяющую ее экономическую базу общества и классовую борьбу.
Рассматривая художника как типичного представителя своего класса, конденсирующего идеологические, художественные и даже бытовые черты и запросы класса для выявления их, Л. первый из классиков марксистской критики обращается к изучению так наз. массовой продукции и читателя. Там, где буржуазные историки лит-ры видят лишь созданную для недолгого существования, рассчитанную на дешевый и злободневный успех "макулатуру", недостойную изучения, Л. видит неисчерпаемый материал для выявления эстетических тенденций той или иной социальной группы, потому что "лит-ое произведение, если оно даже лишено художественных достоинств, приобретает высокую историческую ценность (т. е. высокий интерес как материал для исторического изучения — В. Г.), раз оно имело успех у читателей". Анализируя лит-ые явления, Л. стремится установить социологическую обусловленность всех элементов литературного произведения в их возникновении и бытовании, нередко давая прекрасные образцы социологии литературного языка (см. например "Французский язык до и после революции"), сюжета (этюд о "Сафо" Альфонса Додэ) и ряда других специфических элементов литературы.
Почти вся литературно-критическая деятельность Л. проходит под знаком "очерков происхождения современной буржуазии". С этим связано особое внимание, которое он уделяет эпохе Великой французской революции. По его утверждению эта эпоха дает лучшую возможность "уловить прямое воздействие общественных событий на мысль", и именно тогда "получили свою формулировку почти все экономические, политические, философские, религиозные, лит-ые и художественные теории, к-рые и образовали большую часть интеллектуального багажа нового правящего класса". Л. детализирует этот тезис в собственно лит-ой области, утверждая, что "революционная эпоха подошла ко всем лит-ым жанрам, к-рые впоследствии романтизм, натурализм, реализм и декадентская школа вновь извлекли на свет божий, развивали, бросали, чтобы снова к ним вернуться". Выявляя социальную обусловленность и роль лит-ого и бытового яз. в современном классовом обществе, Л. дает нам блестящий анализ роли яз. в борьбе классов во время Великой французской революции. В своем этюде "Французский яз. до и после революции" Л. с исключительной диалектической тонкостью показывает картину полной противоречий борьбы за яз. и посредством языка между аристократией и "третьим сословием", борьбы, в к-рой часто аристократия оказывается проводником языковых тенденций "третьего сословия", а буржуазия с пеной у рта защищает язык, выработанный в аристократических салонах. Ценность работы Л. в том, что она диалектически вскрывает отобразившуюся в борьбе за язык расстановку классовых сил. В основной лингвистической работе Л. не обошлось, как было уже сказано выше, без влияния "теории среды" (Сталь — Тэн). Однако этот недостаток не является определяющей методологической особенностью работы.
Работа Л. над бытовым и лит-ым яз. эпохи революции тесно связана с его исследованием "Происхождение романтизма", в котором он на основании анализа массовой лит-ой продукции конца XVIII и начала XIX вв. определяет романтизм как сложную лит-ую формацию, выкристаллизовавшуюся из лит-ого потока эпохи революции. Лафарг убедительно доказывает сочетание в романтизме тематико-идеологических тенденций "испугавшегося якобинских ужасов дворянства" с формально-стилистическими тенденциями тех же "якобинцев". В насыщенной крайним индивидуализмом, сильными страстями, "культом сердца" и экзотикой лит-ре этого периода, в вычурных образах и напыщенных описаниях, в мистицизме и католицизме — во всех этих характерных для романтизма особенностях Л. видит реакцию на рационализм и материализм революции, на политическую неустойчивость, на неожиданности революционного террора и репрессий, представляющихся врагам революции как некий рок. Уже в самый момент оформления первого периода романтизма, начало которого отмечается появлением романов Шатобриана [1801 и 1802], в нем заметны не только дворянские, но и буржуазные тенденции. И если корни романтизма частично восходят к дворянству, пользующемуся новым литературным течением для классовой самообороны, то другие его корни восходят к буржуазии, присвоившей себе завоевания революции и использующей романтизм как орудие классового господства. Поэтому следя за возникновением и дальнейшим развитием романтизма, Л. оценивает его по преимуществу как буржуазную лит-ую формацию. "Романтизм, к-рый лишь в 1830 сформулировал свой знаменитый девиз „искусство для искусства“, представляет собой классовую лит-ру. Романтики всегда брали сторону буржуазии, присвоившей себе завоевания революции".
Переходя ко второму периоду романтизма, к "романтизму 1830 года", Лафарг выделяет творчество Гюго; после того как благодаря Шатобриану "романтический яз. утвердил в прозе гегемонию своей риторики и выработал элементы поэтического яз.", Гюго завершил лит-ую революцию, добившись "триумфа романтизма в поэзии". Отдавая в этом отношении должное Гюго, который, по мнению критика, подобно хамелеону, попеременно менял свою дворянско-роялистскую и республикански-буржуазную окраску, Лафарг посвящает ему острый бичующий памфлет "Легенда о Викторе Гюго". Он рассматривает шатания писателя как результат типичного буржуазного деляческого приспособленчества и с резкой прямолинейностью непримиримого революционера развенчивает этого кумира европейской либеральной буржуазии. Следя за влиянием на литературу и отображением в ней дальнейшего развития буржуазии, Лафарг останавливается на "натурализме" (этом "охвостье романтизма", по парадоксальному утверждению Лафарга) как на литературной формации, знаменующей собой рост промышленной и финансовой буржуазии и появление на исторической арене крупного промышленного пролетарита, противостоящего "господствующему классу". И так же, как он осмелился на "святотатственное" развенчание В. Гюго, он пытается, правда в более мягкой форме, разоблачить и либерализм крупнейшего представителя натурализма — Э. Золя, видя в нем апологета столкнувшейся с пролетариатом буржуазии.
В связи с критикой творчества Золя Л. разоблачает буржуазный реализм и натурализм. "Самое поверхностное наблюдение, никогда не идущее от следствий к причинам и от действий к их конечным результатам, — вот чем является триумф реалистов". А натурализм определяется им как "чисто механический" творческий метод. Эмпирическому верхоглядству реалистов и натуралистов Л. противопоставляет метод диалектического материализма (см. ст. о Золя, воспоминания о Марксе и др.). Многие высказывания Л. по вопросу о творческом методе звучат актуально и по сей день, давая небезынтересный материал для дискуссии о творческом методе пролетарской литературы.
Указывая, что марксистская критика "не считает своей задачей прославлять или осуждать писателей", Л. отметал оценки нормативной идеалистической критики, руководствующейся "правилами" и "вкусом", не никоим образом не отказывался от классовых оценок. Наоборот, мало кто с такой резкостью "прославлял или осуждал" писателей с классовой точки зрения, как Л. В этом отношении современная критика может у него многому поучиться, но при этом необходимо учесть те крайности, к-рые имеются в его оценках и к-рые отразились и в его историко-литературной концепции вообще и в отношении к буржуазным лит-ым формациям XIX в. — в частности. Стремясь увидеть в эпохе революции зародыши всех буржуазных лит-ых формаций, развернувшихся впоследствии, Л. стал на эволюционистские позиции, противоречащие его же собственным диалектическим построениям. Неутомимо разоблачая буржуазию, рассматривая и отвергая с пролетарской революционной точки зрения буржуазные лит-ые формации, он не диференцирует буржуазию и никак не ставит проблему соотношения романтизма и нар. мелкой буржуазии и ремесленного пролетариата, революционные завоевания к-рых присвоила крупная и средняя буржуазия.
Благодаря тому что оценки Лафарга выдержаны в духе огульного "разоблачения" буржуазии как монолитного массива, они иногда близки к вульгаризации марксистского метода. В частности это относится к оценке тех же романтиков, к-рые рассматриваются Л. как приспособленцы, очковтирательствующие фразеры, ловкие ханжи и т. д. Все это приводит Л. к антиисторическим установкам, к недооценке тех исторически-прогрессивных элементов, к-рые заключались в художественном наследии прошлого, к ограничению этих элементов только областью лит-ого яз. и к огульному отвержению с точки зрения интересов пролетариата всех жанров, культивируемых буржуазной лит-рой. Ошибочной является и концепция Л. в вопросе о развитии пролетарской литературы. Веря в расцвет пролетарской культуры при диктатуре пролетариата, он сомневался в возможности возникновения литературы пролетариата до пролетарской революции, указывая на то, что в условиях чрезмерной капиталистической эксплоатации "рабочий теряет прекрасный дар поэзии". Уже в момент высказывания эта концепция [90-е годы] опровергалась фактами появления зачатков пролетарской литературы на Западе, в Америке и в России.
Многое из того, что может показаться "вульгарным" и "циничным", обусловлено памфлетической целеустремленностью статей Лафарга. Талантливейший мастер памфлета, автор знаменитого "Права на лень", неутомимый разоблачитель буржуазного лицемерия — Лафарг сознательно выделял лишь реакционные черты буржуазной культуры и ее представителей, оставляя в тени проблему культурного наследства и его революционно-критической переработки пролетариатом.
Вся литературно-критическая работа Лафарга связана с его практической революционной деятельностью. Страстный боец-революционер, пламенно ненавидящий буржуазию и бичующий ее даже в исследованиях о первобытных временах, Лафарг обращается к лит-ре XIX в. для того, чтобы показать пролетариату облик класса-угнетателя. Но метод этого показа — не абстрактные теоретические рассуждения, а конкретный исследовательский анализ. Это избавило наследие Л. от публицистической эфемерности и позволило Мерингу сказать, что "очерки Лафарга принадлежат к той марксистской литературе, которая имеет непреходящее значение".
Современному этапу развития марксистско-ленинского литературоведения особенно созвучны два момента в работах Лафарга: неразрывная связь теории с практикой, классовая непримиримость и строгая партийность при подходе к историко-литературным явлениям. Относясь к работам Лафарга критически, отдавая себе полный отчет в наличии у Л. ошибочных установок и отбросив имеющиеся у него элементы механицизма и антиисторизма, марксистско-ленинское литературоведение имеет полное основание включить положительные элементы лит-ого наследия "одного из самых талантливых и глубоких распространителей идей марксизма" (Ленин о Лафарге) в свой железный фонд.

 Библиография:  I. Экономический детерминизм К. Маркса, изд. 2-е, "Московский рабочий", М., 1928; Очерки по истории культуры, изд. 2-е, "Московский рабочий", М., 1928; Собр. сочин., под ред. Д. Рязанова, тт. I, II и III, Гиз, М., 1925—1930 (в III том вошли историко-литературные статьи: "Французский язык до и после революции", "Происхождение романтизма" и "Легенда о В. Гюго"); Язык и революция, "Academia", Л., 1930; "Деньги" Эмиля Золя, "Литературное наследство", кн. II, 1932; не переведены на русск. яз.: "Sapho" (о романе А. Додэ), "Neue Zeit", 1886, S. 237; "Der Darwinismus auf der französischen Bühne", "Neue Zeit", 1890, I.
II. Ленин В., Речь на похоронах Лафарга, Собр. сочин., т. XV; Стеклов Ю., Поль Лафарг — боец революционного коммунизма, издание 3-е, П., 1924; Дешевов К., Поль Лафарг, 1926 (на укр. яз.); Кривцов Ст., На заре французского марксизма, "Воинствующий материалист", IV, 1925; Удальцов А., О новом издании сочинений Лафарга, "Книга и пролетарская революция", 1932, № 1; Гоффеншефер В., Лафарг и проблемы языка, вступ. ст. к этюду Лафарга "Язык и революция", 1930; Его же, Лафарг о реализме и натурализме, "Литературное наследство", книга II, 1932; Его же, Практик марксистской критики — Поль Лафарг, ГИХЛ, М., 1932; Mehring F., Paul und Laura Lafargue, "Neue Zeit", 1911, Dez., S. 337; Его же, Рецензия о Лафарге, "Neue Zeit", 1908—1909, I; Braun A., Lafargue, "Kampf", Wien, 1911, l/XII; Buré, La légende de V. Hugo par Paul Lafargue, "Le mouvement socialiste", 1902, № 85.
В. Гоффеншефер

ЛАФОНТЕН Август [August Lafontaine, 1758—1831] — немецкий писатель-сентименталист, родоначальник буржуазного "семейного" романа. Сын художника, из семьи французских эмигрантов. Литературную карьеру… Полная информация

ЛАФОНТЕН Жан [Jean de La Fontaine, 1621—1695] — знаменитый французский поэт-баснописец. Принадлежал по происхождению к провинциальной чиновной буржуазии, из рядов к-рой вышли почти все великие писатели… Полная информация

ЛАФОРГ Жюль [Jules Laforgue, 1860—1887] — французский поэт, один из первых декадентов. Родился в Уругвае, но еще ребенком был привезен в Париж и здесь получил образование. Сблизившись с Г. Каном, Л. стал… Полная информация