П - Р

Пословица

ПОСЛОВИЦА [лат. — proverbium, adagium, франц. — proverbe, немецк. — Sprichwort, англ. — proverb. От греческого названия П. — paroimía — идет научная терминология: паремиология — отрасль литературоведения, занимающаяся историей и теорией П., паремиография — запись П., собирание и издание их] — словесная формула, не связанная с каким-либо литературным или фольклорным произведением и вошедшая во фразеологию массовой речи, утверждение, вывод, совет, наказ — в форме ходячего афоризма. "Пословица к слову молвится".
От П. отличаются гномы, сентенции, апофегмы, изречения книжного происхождения. От П. нужно также отличать поговорку, которая приближается к идиоме, к ходовому обороту речи и не имеет резко выраженного учительного, дидактического характера. "Поговорка, — говорит Даль, — окольное выражение, переносная речь, простое иносказание, обиняк, способ выражения, но без притчи, без осуждения, заключения, применения: это одна первая половина пословицы". Вместо: "он глуп" она (поговорка) говорит: "У него не все дома, одной клепки нет, он на цвету прибит, трех не перечтет". В живой речи П. можно низвести до поговорки, равно как и поговорка может развиться в П.: "Сваливать с больной головы на здоровую" — поговорка; "Сваливать с больной головы на здоровую не накладно" — П. (пример Даля). Так. обр. П. есть поэтически оформленный афоризм, поговорка — речение, речевой оборот, ходовое выражение.
Паремиография ведет свое начало от глубокой древности. Еще Аристотелю приписывали первые записи П. Записями П. занимались греческие, александрийские и римские ученые. В 1500 Эразм Роттердамский издает свод античных пословиц "Adagia"; позднейшие ученые продолжают дело собирания и изучения античных П.
Восточные культуры дали богатые образчики древнееврейских, индийских, арабских и других П., часто получавших лит-ую обработку (Библия, Панчатантра, Коран). В позднейшие века составляются сборники в пределах национальных и шире. Особенное внимание начинает уделяться П. европейских народов по мере роста интереса к "народной словесности" и выделения фольклористики в особую дисциплину (см. "Фольклор"). Что же касается паремиографии восточных народов, то она носит по большей части вспомогательный характер для работ по этнографии и языку. В дальнейшем мы останавливаемся в основном на изучении русской П.
О старинных записях русской пословицы см. работу Симони, в которой дано описание и воспроизведение двух рукописных сборников русских П. конца XVII — нач. XVIII вв.: "Повести или пословицы всенароднейшие по алфавиту" и "Рукописный сборник пословиц и присказок Петровского времени". Русская лит-ра XVIII в., будучи по преимуществу просветительной и дидактической, весьма тяготела к П. — П. приводилась в учебных книгах, вводилась в журналы, в театральные пьесы (см. "Письмовник" Курганова, "Были и небылицы" Екатерины II, журнал Новикова "Детское чтение для ума и сердца"). Использована П. и в "Словаре Академии Российской" [1789—1794], для которого их собирал поэт Богданович.
Первое научное собрание русских П. принадлежит Снегиреву, продолжателями его явились Буслаев и Даль. Труд Даля "Пословицы русского народа" [1862] и работа Иллюстрова "Жизнь русского народа в его пословицах и поговорках" [1910] являются для дореволюционной России наиболее богатыми собраниями русских П. Кроме сводов пословиц существует ряд произведений очеркового характера, вводивший П. по тематическому принципу. Начало таким очеркам положил Даль; в конце XIX, в начале XX вв. подобные работы дали Коринфский, С. Максимов, А. С. Ермолов. Послеоктябрьские издания П. посвящены преимущественно П. других народов нашего Союза; по русской П. за истекшее время не вышло крупных работ ни собирательского ни исследовательского характера.
Идейная направленность П., ее соц. значимость ощущаются очень остро. Однако в трудах буржуазных ученых мы находим большую неясность в этом вопросе. Снегирев, Даль говорят о противоречиях в П. как о чем-то случайном, принимая общее содержание пословичного свода как некую единую народную мудрость. Марксистское литературоведение опрокидывает это понимание и выдвигает другой, реальный критерий: поскольку классовое общество дает диференциацию этических норм, постольку враждебны между собой выражаемые П. установки трудящихся, с одной стороны, и класса-эксплоататора — с другой. Времена националистического отношения к П. отходят в прошлое: П. интернациональна и классова по содержанию, хотя и национальна по форме. П. — "Сытый голодного не разумеет" (русск. П.), "Через поместье богача проходит река, через поместье бедняка — дорога" (туркмен. П.), "У конного отбирает плетку, у пешего — посох" (казакская П. о богачах) — ясно выражают классовые противоречия, взаимоотношения эксплоатирующих и эксплоатируемых, бар и крестьян.
Однако нужно заметить, что не всегда классовое происхождение П. обнаруживается ясно: П. остается иногда в кругу тех общих установок, которые могут быть достоянием различных классовых групп в аналогичных жизненных положениях: "Знает кошка, чье мясо съела", "Цыплят по осени считают". Функция П. в данном случае определяется совокупностью речи и ситуации. "Коготок увяз — всей птичке пропасть" — эту П. используют и Толстой и Ленин. П. оформляет некоторую общую категорию, к-рая может быть использована различными социальными группами для себя. Такая П. — лишь составная часть высказывания, и по этой причине она может быть многозначна. Однако существует немало и таких П., классовая природа к-рых ясна безотносительно, тем более что словарь и синтаксис, стилевая форма П. часто говорят сами за себя. Мы узнаем и по содержанию и по форме П. купеческую: "Для нас это плевое дело, а ваши детки скушают", поповскую: "Сила господня в немощах совершается", блатную: "Живот постели, спиной покройся" (беспризорник ложится спать), "Помойку с подкопом обокрал" (насмешка над хвастливым вором). Классификация П. по социальному их содержанию, характеристика П. феодального крестьянства, пролетарских, барских, кулацких, поповских и т. д. — очередная задача советской фольклористики.
Рождение П. и ее жизнь — это тот раздел паремиологии, к-рый особенно и всегда интересовал исследователей. Часто искали истоков П. в различных исторических ситуациях, положивших начало тому или другому пословичному обороту: "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день", "Погибоша, яко обри", "Голодный француз и вороне рад". Обширные исторические и бытовые экскурсы находим у Снегирева, у Буслаева, у Максимова. Наряду с отражением методов "исторической школы" находим в русской паремиологии и попытки приложить культивируемый школами "заимствования" и "антропологической" сравнительный метод. Так, работа Тимошенко дает античные первоисточники целого ряда современных русских пословиц: "Человек человеку волк" — латинская "Homo homini lupus est", "Рука руку моет" — латинская П. "Manus manum lavet".
Ставится также вопрос о связи П. с другими жанрами лит-ры и фольклора. Потебня выводит П. из притчи и басни. П. может стать кратко выраженное содержание басни в целом: "Кобыла с волком тягалась, только грива да хвост осталась". Или же на правах П. идет итоговая фраза басни, напр.: "И мы пахали" ("Вол и муха"). Эта теория Потебни объясняет действительно многие П., вскрывая их связь с ходячими анекдотами, рассказами, притчами, баснями. Но само собой разумеется, что этот источник не единственный. Удачное слово оратора, остроумная реплика на сцене, слова ходовой песни — все это рождает повторение, запоминается и начинает ходить как П., напр.: "Тяжела ты, шапка Мономаха" (из "Бориса Годунова" Пушкина), "Хорошо-то на бумаге, да забыли про овраги" (перефразировка строк севастопольской песни, приписываемой Л. Н. Толстому). П. нашего времени идет в значительной мере из политического источника, культивируется газетой, часто обновляя и переосмысляя старый лит-ый и фольклорный материал: "Факты — упрямая вещь", "На ошибках учимся", "Революции в перчатках не делают". Сталин на XVI съезде партии сказал: "Недаром говорят у нас рабочие: пойдешь налево — придешь направо".
Художественная природа П. определяет в значительной мере ее прочность, ходкость, запоминаемость. Лаконизм, краткость, удобопроизносимость П. как единого целого в размере единого высказывания — вот что определяет синтаксическую сторону П. Если длинная П. и запоминается, то впоследствии ее начинают произносить, не договаривая до конца. В П. "Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить" вторая часть нередко опускается. Встречаются П. и книжные, но они сразу выдают себя своим синтаксисом. Устная П. предпочитает опускать союзы и соединительные слова: "Тонул — топор сулил, вытащил — топорища жаль". Или же соединительные слова занимают обычное в устной речи, но недопустимое в письменном языке место: "Которая служба нужнее, та и честнее". В П., как и вообще в живой речи, часто нет подлежащего и сказуемого: "Богатому — как хочется, бедному — как можется", "Первый блин, да комом". Охотно пользуется П. инфинитивом: "Волков бояться — в лес не ходить". В роли подлежащего становятся наречия: "Твердо крепку брат", или же глагольные формы: "Подари помер, а остался в живых брат его — купи". П. часто двучленна: "Играй, дудка! пляши, дурень!", "Умный плачет, глупый скачет". П. часто играет на звуках: "Своя рогожа чужой рожи дороже". П. искусно использует собственные имена, обыгрывая их рифмами и созвучиями: "От Решмы до Кинешмы глазами докинешь ли!" Образ, к-рым пользуется П., обычно общеупотребителен, он берется из басни и сказки, из мирового фонда языковой символики. Волк, свинья, пес, ворон, ворона, осел, лиса и т. д. — вот те ходовые метонимии, к-рыми пользуется П. вместе с басней: "Лиса все хвостом прикроет", "Сказал бы словечко, да волк недалечко", "Овца шерсть растит не про себя", "Похожа свинья на быка, да рылом не така". Истоки этой образности лежат еще в животном эпосе, но выразительность этих образов-масок так велика, что, получая иное содержание и новые социальные функции, они отлично служат и в наше время.
П. в художественной лит-ре. — Интерес к П. мы обнаруживаем уже у русских писателей XVIII в. Разнообразные пословицы использует Крылов; Пушкин вносит П. в "Капитанскую дочку"; Островский берет П. в качестве заголовков или постоянного сопровождения речи своих персонажей; у Толстого и Достоевского П. — это целая историко-литературная проблема. Часто П. творится писателем в духе живой речи: так, Горький (мастер афоризма) широко использует ходовую П. и творит ее зачастую сам. В статье "О том, как я учился писать" Горький говорит: "Вообще пословицы и поговорки образцово формулируют весь жизненный социально-исторический опыт трудового народа, и писателю совершенно необходимо знакомиться с материалом, который научит его сжимать слова, как пальцы в кулак, и развертывать слова, крепко сжатые другими, развертывать их так, чтобы было обнажено спрятанное в них враждебное задачам эпохи, мертвое. Я очень много учился на пословицах, — иначе: на мышлении афоризмами". На П. растили себя многие писатели: тот же Пушкин, Кольцов, к-рый сам записывал пословицы (сохранилась его записная книжка с пословицами), Островский. От Достоевского до нас дошла запись П., слышанных им на каторге, от Толстого — записная книжка 70-х гг., в к-рую он заносил свои записи народных оборотов и П. Сборник пословиц Иллюстрова был настольной книгой Толстого. В записных книжках советских писателей мы имеем также не малое количество П. Следует однако заметить, что языковая форма П. (крестьянской по преимуществу) созвучна далеко не каждому лит-ому направлению и писателю: романтики и символисты П. не пользовались. И обратно, именно в недрах "натуральной" школы началось и усиленное собирание и использование П. — Даль, Некрасов, Островский и др. Каждый писатель втягивает в сферу своего внимания определенные тематические и идеологические комплексы П. В сб. П., составленном Л. Н. Толстым для "Посредника", средствами П. сформулирована вся толстовская философия, непротивленчество, религиозность (см. также речи Платона Каратаева в "Войне и мире") и т. д. Достоевский подбирал специфические П. для своих героев из городской мелкой буржуазии; герои Горького блестяще обосновывают и подытоживают жизненный опыт П.: таков напр. образ деда в повести "Детство" или близкий ему по своему содержанию образ купца Маякина из повести "Фома Гордеев". В языке обоих персонажей (особенно Маякина) чрезвычайно часто фигурируют П., отражающие идеологию дореволюционного кулачества. Наоборот, в языке Рыбина (из повести "Мать") содержится немало таких пословиц, в которых художественно закреплена идеология наиболее революционных прослоек тогдашнего крестьянства.

 Библиография:  Собрания П.: Симони П., Старинные сборники русских пословиц, поговорок, загадок и пр. XVII—XIX ст., вып. II; СПБ, 1899; Снегирев И., Русские народные пословицы и притчи, М., 1848; Его же, Новый сборник русских пословиц и поговорок, изд. в 1848, М., 1857; Буслаев Ф., Русские пословицы и поговорки. Архив историко-юридических сведений, изд. Н. Калачевым, т. II, вып. II, М., 1855; Даль В., Пословицы русского народа, Сб. пословиц, поговорок, речений, присловий, чистоговорок, прибауток, загадок, поверий, М., 1862 (изд. 2, СПБ, 1879, 2 тт.); Дикарев М. А., Пословицы, поговорки, приметки и поверья Воронежской губ., Воронежский этнографический сборник, Воронеж, 1891; Носович И. И., Сборник белорусских пословиц, СПБ, 1874; Ермолов А. С., Народная с.-хоз. мудрость в пословицах, поговорках и приметах, т. I—IV, СПБ, 1901—1905; Ляцкий Е. А., Материалы для изучения творчества и быта белоруссов, I. Пословицы, поговорки, загадки, [М., 1898]; Маркович О. В. и др., Українські приказки, прислів’я и таке инше. Спорудив М. Номис (М. Т. Симонов), СПБ, 1864; Закревский Н., Старосветский бандурист, кн. II. Малороссийские пословицы, поговорки и загадки и Галицкие приповедки, М., 1860; Массон М., Мудрость народная в пословицах у немцев, русских, французов и др. одноплеменных им народов, СПБ, 1868; Казарин Г., Сборник французских пословиц и поговорок (с переводами и словарем), вып. I и II, 1915; Иллюстров И. И., Жизнь русского народа в его пословицах и поговорках, изд. 3, М., 1915; Князев В., Русь, Сб. избранных пословиц и поговорок, Л., 1924; Его же, Книга пословиц, Л., 1930; Шейдеман Б., Москва в пословицах и поговорках, М., 1929; Шахнович М., Пословицы и поговорки о попах и религии, М.—Л., 1933; Трейланд Ф. Я., Латышские народные пословицы, "Известия Имп. об-ва любителей естествознания, антропологии, этнографии", т. X, М., 1881; Кулаковский А. Е., Якутские пословицы и поговорки, Сб. трудов исследов. об-ва "Саха Кескиле", Якутск, 1925; Gaal G., v., Sprüchwörterbuch in sechs Sprachen, Wien, 1830; Leutsch E. L. et Schneidewin F. u. W. (Ed.), Corpus paroemiographorum-graecorum, 2 vv., Göttingen, 1839—1851; Le Roux de Lincy A. J. V., Le livre des proverbes français, 2 vv., P., 1842; 2 éd., 1859; Zacher J., Die deutsche Sprichwörtersammlungen, Lpz., 1852; Čelakovský Fr. L., Mudroslovi národu slovanského ve příslovích, Praha, 1852, 2 ed., 1891—1893; Cahier Ch., Quelques six mille proverbes…, P., 1856; Wander K. F. W., Deutsches Sprichwörterlexikon, 5 Bde, Lpz., 1863—1880; Otto A., Die Sprichwörter und sprichwörterlichen Redensarten der Römer, Lpz., 1890; Mair J. A., A Handbook of proverbs, L., 1873, 2 ed., 1874; Krumbacher C., Mittelgriechische Sprichwörter, München, 1893, II. Изучение пословиц: Снегирев И., Русские в своих пословицах, чч. 1—4, М., 1831—1834; Тимошенко И. Е., Литературные первоисточники и прототипы трехсот русских пословиц и поговорок, Киев, 1897; Потебня А. А., Из лекций по теории словесности. Басня, пословица, поговорка, Харьков, 1894; То же, изд. 3, Харьков, 1930; Перетц В. Н., Из истории пословицы. Историко-литературные заметки и материалы, с прилож. сб. польских пословиц по рукописи 1726 г., СПБ, 1898; Глаголевский П., Синтаксис языка русских пословиц, СПБ, 1874 (оттиск из "ЖМНП", ч. 156); Ляцкий Е. А., Несколько замечаний к вопросу о пословицах и поговорках, "Изв. отд. русск. яз. и слов. Академии наук", 1897, том II, книга III; Вознесенский И. И., О складе или ритме и метре кратких изречений русского народа: пословиц, поговорок, загадок, присказок и др., Кострома, 1908; Кузнецов Я., Характеристика общественных классов по народным пословицам и поговоркам, "Живая старина", вып. III, 1903; Широкова О., Жизнь пословицы, "Русский язык в советской школе", 1931, № 6—7; Перебийнос М. и Ф., К вопросу о горских пословицах, "Просвещение национальностей", 1934, № 4; Méry C., de, Histoire générale des proverbes, 3 vv., Paris, 1828—1829.
III. По русской П. см.: Снегирев И. М., Русские в своих пословицах, т. I, М., 1831; Иллюстров И. И., Жизнь русского народа в его пословицах и поговорках, изд. 3, М., 1915; Bonser W., Stephens T. A., Proverb literature, A bibliography of works relating to proverbs, L., 1930.
M. Рыбникова

ПОСПЕЛОВ Геннадий Николаевич [1899—] — теоретик лит-ры, историк русской лит-ры, доцент ряда московских вузов. На работах П. сказалось влияние школы А. А. Потебни (в частности — Д. Н…. Полная информация

ПОТАПЕНКО Игнатий Николаевич [1856—1929] — беллетрист. Сын священника, бывшего раньше офицером. Учился в духовной семинарии и в Новороссийском университете, окончил Петербургскую консерваторию… Полная информация

ПОТГИТЕР Эверардус Иоганнес [Potgieter, 1808—1875] — известный голландский поэт и критик, глава мелкобуржуазного (так наз. "национального") романтизма, основатель и редактор [1837—1865] главного… Полная информация